Читаем Москва мистическая полностью

Между прочим, и дети братьев Полтинниковых на том же месте торговали. И даже когда при советской власти Алексеевский монастырь закрыли, а в монашеских кельях рабочий народ поселили, и булочный магазин, и аптека на своих местах остались. До 1980-х годов почти торговали. И вот удивительно, нет-нет, да и приходили ушлые покупатели, просившие: «Дайте пятьдесят копеек на сдачу!» Значит, помнили московскую легенду о счастливом полтиннике.

В конце ХХ века старые, уже почти развалившиеся постройки снесли и на месте деревянных магазинов около метро «Красносельская» выстроили громадный дом – а внизу в нем… магазины. Недавно я решила сделать там пару покупок. И знаете, что сказала мне кассирша?

– Полтинников на сдачу нет!

Я навострила уши, как гончая собачонка:

– А что – спрашивают?

Кассирша мгновенно поняла, что я знаю местную легенду и, понизив голос, сказала:

– До сих пор!

Так что если вам нужна удача – идите в торговый центр, стоящий по левую руку, если выходишь из метро «Красносельская». Ну а если на сдачу вам выдадут полтинник, считайте, что вы – счастливчик. Проверено в веках.

Ошибка Талдычихи

Улица Верхняя Красносельская, № 17/2

Много слышал я и видел,

На родную став межу…

Да не будьте уж в обиде,

Я всего не расскажу…

Константин Бальмонт.

Капля

За века легенд и преданий о старом Алексеевском монастыре и его обитателях накопилось предостаточно. И некоторые из них впоследствии находили свое подтверждение. Даже сами жители монастырских домов отличались каким-то глубинно-мистическим познанием жизни. Впрочем, если взглянуть со стороны, все было как у всех. Но если посмотреть поглубже, становилось ясно – таинственные стены обители разрешили поселиться тут не абы кому, а избранным. Судите сами…

Двухэтажный домик, на месте которого теперь стоит огромный дом с тем же адресом (Верхняя Красносельская, № 17/2), по сути представлял большущую коммунальную квартиру. В общий коридор выходило множество комнат. Впрочем, у пары-тройки жильцов комнаты имели и смежное помещение – кто-то устраивал там кухоньку, кто-то еще одну комнатушку. Но в правом крыле дома жили привилегированные жильцы – семья из шести человек: отец, мать, бабушка и трое детей – сорванцов-мальчишек. Бабулька была уже старая, но вреднющая: обожала поучать всех домашних и соседей. Голос у нее был громкий и визгливый. Дня не проходило, чтобы она не прицепилась к кому-нибудь. Внуки во время бабушкиных воспитательных речей стайкой выпархивали из дому. Бабка кидалась их ловить, но разве ухватишь троих сразу? Невестка тоже старалась улизнуть от распеканий мамаши, особо показательно случавшихся обычно в выходные. На то находился законный повод – невестка работала рядышком и, хватая сумку, выпаливала:

– Мне надо срочно на работу!

Так что обычно по выходным старуха привязывалась к сыну. Пилила его часа два, потом уставала и отпускала восвояси. Сынок тут же выскакивал к приятелям, а те дожидались уже с приготовленной заранее водочкой. Чем еще заливать родительские нравоучения?!

Сын жаловался на всю улицу:

– Ну учит и учит! Талдычит и талдычит! А чего меня учить? Я – передовик. Мне завод три комнаты выделил. Все в коммуналках ютятся, а мы – в собственной квартире!

Действительно, соседи забили дверь, выходящую в общий коридор и пользовались дверью черного хода. Так у них и получилась отдельная квартира.

А ошалевший от наставлений мамаши сынуля долго не мог успокоиться:

– Ну что она талдычит?! Талдычит и талдычит!

Немудрено, что соседи долго считали, что именно от этих воплей сына и пошло прозвище его въедливой старухи-мамаши – Талдычиха. Так и звали все бабку. А уж она-то старалась! Подкараулит кого – и давай учить! И как надо жить, расскажет. И как вести себя со старшими и начальством. И что где стоит купить, а что где – нет. Одно слово – Талдычиха.

Каково же было мое удивление, когда однажды нам по ошибке принесли письмо, адресованное Анне Васильевне Талдыкиной. Оказалось, что прозвище-то образовано не от свойств характера (поучать, талдычить), а просто от фамилии. Это было удивительно еще и потому, что фамилия у сына, его жены и детей была наипростейшей – Ивановы. А вот бабка оказалась Талдыкиной.

Конечно, идти к ней отдавать письмо не хотелось. Ведь прицепится и опять учить станет! Но пришлось…

Бабка сидела одна. Дети были на работе, внуки в школе. А тут – я. Недаром бабулька воззрилась на меня как на избавительницу.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика
Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное