Читаем Москва мистическая полностью

Несколько минут она вдохновенно талдычила мне про то, что следует делать, а что нет. А потом вдруг безо всякого перехода стала рассказывать о своей старинной родне. Родители ее были из подмосковного Богородска. А прабабка с прадедом перебрались туда вообще из глухомани – из села Зуева. С гордостью поведала мне Талдычиха, что в ее роду все женщины слыли ведуньями. В народе таких называли ведьмами-колдуньями, но это неверно. Ведьма – не та, что колдует, а та, что исконную мудрость ведает. А как сама всему научится, так должна других учить уму-разуму.

– Моя прапрабабка, а может, и еще более древняя родственница славилась по всей округе, еще когда в Зуеве жила, – похвалились Талдычиха. – Многих она наставила на путь истинный. Мужиков от пьянства отваживала, бабам всякие женские уловки показывала.

– Аборты, что ли, делала? – съязвила я.

– Что ты! Бог с тобой! – Талдычиха истово перекрестилась. – Такими делами у нас в роду никто не занимался. Бабки мои учили, как простуду снять, как младенчика лучше выхаживать. Врачей по деревням-то тогда не было. А еще одна моя бабка научила жену купца Морозова, как денег добыть да миллионером стать.

– Разве она в финансах понимала? – усмехнулась я.

– Не скалься! – перебила меня Талдычиха. – Если б не моя бабка-прародительница, не стал бы Савка Морозов миллионщиком!

«До чего старуха дошла – свою какую-то прапрабабку в наставницы миллионеров записала! – думала я, возвращаясь к себе. – Ну точно крыша поехала!»

Впрочем, мысли о Талдычихе и миллионерах тут же вылетели у меня из головы. На дворе – застой советской власти. Миллионеры наблюдались только где-то в недрах загнивающего капитализма. Ну а купцы вообще существовали только в пьесах Островского как представители «темного царства».

И только спустя десятилетия я, изучая не придуманную идеологами «темную жизнь угнетателей», а реальные судьбы промышленников и купцов, прославивших Россию и поднявших ее на первое место в мире, вспомнила о рассказе Талдычихи, упомянувшей Морозова.

И что же я обнаружила?!

Старуха не врала! Не выдумывала! Был такой абсолютно мистический случай – Морозов и деревенская ведьма. Между прочим, тоже Талдычиха. Может, потому моя соседка и не сменила свою родовую фамилию на мужнину, не стала Ивановой, что гордилась своей родословной? Ведь Ивановых – тьма, а Талдыкиных еще поискать, тем более с такими мистическими способностями.

А дело было так – расскажу по порядку. Действительно, загадочная и удивительная история. Ведь основатель морозовской купеческой династии Савва Васильевич Морозов (1770–1862) был крепостным человеком. А вот надо ж – не только сам с семьей выкупился из крепости, но и через три года (в 1823 г.) выкупил у своего же бывшего помещика некоторое количество земли и выстроил на ней Никольскую (впоследствии знаменитую Орехово-Зуевскую) ткацко-красильную фабрику, а в 1830 году открыл и легендарную Богородскую мануфактуру. К 1840-м годам были у Саввы фабрики и заводы в Москве. И все его производства считались прогрессивнейшими по технике того времени. Недаром за свои труды в 1842 году Морозов стал почетным гражданином Москвы.

Но началась история его обогащения еще с 1815 года. Савва Морозов, крепостной крестьянин подмосковного помещика Рюмина, потуже затянул котомку. Главное, приладить груз так, чтобы спину не тер. Путь далек – из села Зуева Богородского уезда Московской губернии в саму Москву. Но Савва одолевает его в одну ходку: выходит из своего крестьянского домишка на заре и к закату уже входит в Первопрестольную. Дорога знакома – каждый месяц в любую погоду приносит Савва Васильевич в столицу товар – ажурные ткани ручной выделки и окраски. Мать с тетками ткут, дети Саввины им подсобляют, а жена, Ульяна Афанасьевна, красит ткани в красивые цвета. Недаром же он женился на дочери опытного красильного мастера в 1797 году. Это ее приданое в 5 золотых рублей помогло Савве открыть хоть и крошечную, хоть и на своем дворе, но собственную шелкоткацкую мастерскую.

Вот этот шелковый ажур и пользуется большим спросом, недаром скупщики встречают Морозова еще на подступах к Москве и тут же о цене договариваются. Да вот только, вернувшись домой и заплатив откуп своему помещику Рюмину, хватается Савва за буйную голову: кажется, и работали не покладая рук, и сделали многонько, и цена была хороша, а денег как не было, так и нет! Где уж тут из крепостной неволи выкупиться…

Московский постоялый двор у Рогожской заставы гомонился всю ночь: суетились приезжие, заходили опрокинуть стопочку москвичи. Но Савва выспался всласть. Хорошего настроения прибавляли и вчерашние сделки – цену скупщики дали куда выше обычной. Видать, москвичи расщедрились на обновки: как-никак лето, всем пофорсить хочется. Савва пощупал на груди мешочек с денежками, завернутыми в чистую тряпицу, – весомый мешочек! Правда, предстояло еще потратиться на покупки: жена Ульяна два дня повторяла ему, что для дома купить следует – писать-то они не обучены. И главное не забыть – особый наказ жены выполнить.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Свой — чужой
Свой — чужой

Сотрудника уголовного розыска Валерия Штукина внедряют в структуру бывшего криминального авторитета, а ныне крупного бизнесмена Юнгерова. Тот, в свою очередь, направляет на работу в милицию Егора Якушева, парня, которого воспитал, как сына. С этого момента судьбы двух молодых людей начинают стягиваться в тугой узел, развязать который практически невозможно…Для Штукина юнгеровская система постепенно становится более своей, чем родная милицейская…Егор Якушев успешно служит в уголовном розыске.Однако между молодыми людьми вспыхивает конфликт…* * *«Со времени написания романа "Свой — Чужой" минуло полтора десятка лет. За эти годы изменилось очень многое — и в стране, и в мире, и в нас самих. Тем не менее этот роман нельзя назвать устаревшим. Конечно, само Время, в котором разворачиваются события, уже можно отнести к ушедшей натуре, но не оно было первой производной творческого замысла. Эти романы прежде всего о людях, о человеческих взаимоотношениях и нравственном выборе."Свой — Чужой" — это история про то, как заканчивается история "Бандитского Петербурга". Это время умирания недолгой (и слава Богу!) эпохи, когда правили бал главари ОПГ и те сотрудники милиции, которые мало чем от этих главарей отличались. Это история о столкновении двух идеологий, о том, как трудно порой отличить "своих" от "чужих", о том, что в нашей национальной ментальности свой или чужой подчас важнее, чем правда-неправда.А еще "Свой — Чужой" — это печальный роман о невероятном, "арктическом" одиночестве».Андрей Константинов

Александр Андреевич Проханов , Андрей Константинов , Евгений Александрович Вышенков

Криминальный детектив / Публицистика
Набоков о Набокове и прочем. Интервью
Набоков о Набокове и прочем. Интервью

Книга предлагает вниманию российских читателей сравнительно мало изученную часть творческого наследия Владимира Набокова — интервью, статьи, посвященные проблемам перевода, рецензии, эссе, полемические заметки 1940-х — 1970-х годов. Сборник смело можно назвать уникальным: подавляющее большинство материалов на русском языке публикуется впервые; некоторые из них, взятые из американской и европейской периодики, никогда не переиздавались ни на одном языке мира. С максимальной полнотой представляя эстетическое кредо, литературные пристрастия и антипатии, а также мировоззренческие принципы знаменитого писателя, книга вызовет интерес как у исследователей и почитателей набоковского творчества, так и у самого широкого круга любителей интеллектуальной прозы.Издание снабжено подробными комментариями и содержит редкие фотографии и рисунки — своего рода визуальную летопись жизненного пути самого загадочного и «непрозрачного» классика мировой литературы.

Владимир Владимирович Набоков , Владимир Набоков , Николай Георгиевич Мельников , Николай Мельников

Биографии и Мемуары / Публицистика / Документальное