Например, такой факт: еще в 1808 году в нашем Черницыне закончилось… крепостное право. Представляете?! А случилось это так. В конце XVIII века император Павел пожаловал деревню митрополиту Московскому и Коломенскому Платону, поскольку тот уже владел землями Черкизова и Калошина, граничащими с Черницыном. Но настроение Павла, как известно, часто менялось. И когда митрополит осудил его некоторые нововведения, император практически взял Платона под домашний арест – запретил выезжать из Москвы и все дары свои забрал обратно. Черницыно снова оказалось в казне и уже при императоре Александре I было отдано во владение дочери погибшего в русско-турецкую войну генерала Григория Гейкинда, вероятно, за проявленную особую храбрость. Генеральская дочь, Наталья Григорьевна, вышла замуж за статского советника Зайцева и заглянула в имевшуюся подмосковную деревушку. Там уже давно была пустошь, а жители отсутствовали. Зайцевы решили все же взяться за благоустройство земель. Да так рьяно, что Черницыно с тех пор прозвали «Натальин выселок». Дело в том, что предприимчивая Наталья в 1807–1808 годах выселила сюда 11 душ крепостных из близлежащего села Гольяново. Село то возникло хоть и куда позже, чем Черницыно, но оказалось ближе к проезжей дороге, и потому жители его куда богаче. Там, в Гольянове, имелся ловкий управляющий барским имением, однако тоже крепостной – Филипп Иванов. Вот он-то и предложил то ли своему гольяновскому барину, то ли Зайцеву большие деньги за то, чтобы ему с родней отписали вольную. Уж как они там все это обстряпали, неизвестно, но известно, что в «Натальином выселке» появились 11 мужеских душ (женский пол по тем временам вообще нигде не считали) Ивановых, которым Наталья Зайцева выдала вольную и перевела в статус «свободных землепашцев». Так в 1808 году Черницыно стало первопроходцем земли Российской – у него появилась целая деревня вольных, а не крепостных людей. Правда, поначалу в деревне было всего 5 домов, но надо же с чего-то начинать.
Пруд ночного духа
Филипп Иванов начал с леса. Рубил, пилил, продавал. Естественно, не гнушался и браконьерством. Женщины его семьи начали с пряжи и шелкоткачества. Словом, деревня-семья не бедствовала. Однако всех смущало одно: Филипп часто уходил из деревни – туда, где еще сохранились невырубленные черемуховые деревья. И рубить их глава семьи не дозволял. Может, там, посреди стволов, оставшихся от былого ароматного богатства, Филипп видел Марту? Говорил с ней? Спрашивал совета?
Про то неизвестно. Но легенды о том, что Филипп знается с местными привидениями и чертовщиной, сохранились. Недаром рассказывают, что, углубив и вычистив природный пруд у леса, Филипп начал называть его Бабаевым или Ба-байкиным (сейчас утвердилось название – Бабаевский пруд). Хотя потом уже местные уверяли, что был, мол, такой барин из иностранных баев-бабаев, но знающие люди всегда объясняли, что бабай – это ночной дух, умеющий летать по воздуху, для которого нет преград и который очень любит порядок. Недаром именно им пугали непослушных детей: «Вот бабай придет и заберет тебя!»
Бабаевский пруд
Однако Филипп Иванов никаких ночных духов не боялся. Зато всегда знал цены в Москве на лес и ткани. И когда цены падали, ничего не продавал. Зато если отвозил товар в Москву, значит, там точно цены вверх полезли. Соседи даже зло шутили, что ему новости черт по воздуху приносит. А может, это был не черт, а местный бабай? Он же как раз «по воздусям» и путешествует…
Правда, все эти «связи с нечистой силой» могли объясняться и вполне земно. Ивановы были старообрядцами. Между прочим, и Марфа в «Хованщине» Мусоргского – староверка. Кстати, это свидетельствует о том, что в местах Черницына и Гольянова издавна находили приют согнанные со своих привычных мест сторонники «древляго русскаго благочестия», как именовали себя старообрядцы. Гонимые и преследуемые никонианами, они вынуждены были сбиваться в «сборы» и таиться многие столетия. И право слово, приятно, что среди давних жителей Черницына и Гольянова находились честные и неробкие люди, готовые дать приют страждущим. Думается, что именно эти единоверцы-странники и рассказывали Филиппу Иванову новости про цены, останавливаясь в его деревне на ночлег. В других-то деревнях староверов и на порог не пускали – боялись возмездия властей.