Проект Дворца Советов породил учреждения, оказавшиеся необходимыми для послевоенного строительства в Москве, а также помог наладить культурные отношения Советского Союза с внешним миром в 1930-е годы. Почти с момента своего замысла амбициозный план строительства Дворца Советов привлек внимание международной общественности и даже вызвал некоторый переполох. Это здание во многом объясняло, как СССР мыслил себя в 1930-е годы, и одновременно влияло на восприятие советской страны за рубежом. Были проведены конкурсы на проект дворца, и они послужили важным поводом для контактов советских и иностранных архитекторов. В посвященной Дворцу Советов научной литературе историки, как правило, сосредоточиваются на этих архитектурных конкурсах, проводившихся с 1931 по 1934 год и изучают главным образом эстетику проекта дворца, обходя вниманием дальнейшие этапы строительства[82]
. Проект-победитель действительно оказался выдающимся. В 1930-е годы считалось (как считается и сейчас), что он ознаменовал важнейший переломный этап в развитии советской архитектуры. В 1930-е – десятилетие, когда московские зодчие искали характерный именно советский подход к архитектуре и градостроительству, – проект дворца послужил им идеальным ориентиром. Равняясь на него как на образец, архитекторы взяли курс на «монументальность, цельность, простоту», сделав эту формулу своим девизом для открытия новой эры в советском зодчестве[83].Помимо того, что дворец сыграл важную роль в прокладывании нового курса для советской архитектуры, проект этого сооружения, похоже, обозначил еще одну линию – разрыва между Москвой и Западом. Выбранный в 1934 году для воплощения проект будущего главного здания Москвы ознаменовал отказ от международного модернистского движения и отход от советского авангарда, процветавшего в Москве в 1920-е годы. При Сталине советской архитектуре предстояло развернуться в сторону более консервативной, неоклассической и реакционной монументальности. Следует отметить, что сама монументальность сталинской архитектуры побудила историков отнести ее – наряду с образцами нацистской немецкой и фашистской итальянской архитектуры – к «тоталитарному» стилю. Принадлежность к этой категории позволяет тщательно отгораживать ее от мировых течений в архитектуре и рассматривать как стоящее особняком уникальное явление[84]
. В этой главе нашей книги мы докажем, что сталинский монументализм в архитектуре отнюдь не положил конец связям между советскими архитекторами и остальным миром, а, наоборот, вызвал к жизни новые формы международного сотрудничества, в частности с США.Конечно, начало работы над Дворцом Советов, совпавшее с навязыванием принципов соцреализма советской архитектуре, заставило некоторых зарубежных архитекторов – не в последнюю очередь Ле Корбюзье – отвернуться от СССР. Но в то же время разворачивание этого масштабного строительного проекта привело к тому, что советские архитекторы и инженеры отправились за границу в поисках иностранной технической помощи. Если сместить фокус (как делается в этой главе) с проекта на строительство, то удивляет уже не изолированность СССР, а, напротив, желание и готовность зодчих, инженеров и партийных руководителей, задействованных в этом проекте, перенимать иностранные технологии и идеи. Тяга к монументальности в архитектуре сталинской эпохи приводила к тому, что для осуществления таких проектов, как Дворец Советов, требовались и взаимодействие с международными профессиональными структурами, и помощь иностранных коллег. Монументальность сталинской архитектуры отнюдь не была симптомом культурной отсталости и отлучения от мировых тенденций: напротив, благодаря советским градостроительным планам и архитектуре налаживались связи с внешним миром, в частности с США. А это означало, что отношения Советского Союза с Западом были вынуждены держать в фокусе внимания те зодчие и инженеры, чьими стараниями строилась монументальная Москва.
Поиски монументальности
Для тех, кто участвовал в конкурсе на проект Дворца Советов, ставки были очень высоки. Как предстояло осознать многим участникам, этот конкурс, проводившийся в четыре этапа с 1931 по 1934 год, имел отношение не только к дворцу. Он отличался от десятков подобных архитектурных состязаний, проходивших в первые полтора десятилетия советской власти. Конкурс на лучший проект Дворца Советов стал ареной, на которой множество возможностей, открытых для советской архитектуры до сталинского времени, на глазах у всех оказались перекрыты. И в конце концов вместо множества путей, по которым ранее шло ее развитие, осталась одна главная дорога – та, что вела к монументальности и неоклассицизму.