Москва не принимает

– Как вы хорошо это сказали: Питер. Понравился город?

– Город да.

– Понятно. Я сейчас. Обождите.

Алексей торопливо подошел к стульям, где сидели Наденька и Анна Васильевна, и сделал знак рукой врачу: на минутку.

– Что случилось? – взволнованно спросила та. – Выяснили? Кто умер?

– Надин отец, – тихо сказал Алексей.

– Да вы что?! – ахнула Анна Васильевна и в ужасе прикрыла ладонью рот.

– Как она? – Он кивнул в сторону Наденьки.

– Лекарство начало действовать. Она немного успокоилась.

– Можно дать ей еще одну таблетку фено…? Как там его?

– Еще одну?

– Рано или поздно ей придется сказать. А она в таком состоянии…

– Понимаю, – кивнула Анна Васильевна. – Пожалуй, еще одну можно. Но не больше. Господи, что же теперь будет с девочкой?!

– Мы с женой ее не оставим без помощи. Но вы тоже поймите, – он тяжело вздохнул. – Остаться здесь Надя не может, у нее виза кончается. Довезем девочку до Москвы. Надо узнать, есть ли у нее родственники в столице? Бабушки, дедушки, дяди-тети. А если не в столице, то где?

– Послушайте, я одинокая женщина. Она может пока у меня пожить.

– Вам же в понедельник на работу, – напомнил Алексей.

– А вам разве нет?

– Так-то оно так, – он снова вздохнул. – Ладно, до понедельника что-нибудь придумаем. Сегодня только воскресенье.

– Пойду к ней.

– А я к ним, – он кивнул на полицейских.

– А как он… Ну, умер?

– Плохо умер. Подробностей пока не знаю, но дело тухлое. Все, я пошел.

Четырнадцать сорок

Столик Манукова был в таком виде, будто хозяин отошел на минутку, но сейчас вернется и продолжит приятное времяпрепровождение. Алексей вспомнил, как Геннадий Михайлович ему сказал, что абонировал этот столик на весь день, вплоть до того момента, как объявят посадку. Почему же Мануков не находился рядом с дочерью? И она к нему не подходила. Он пил в кафе, она забилась в самый дальний угол зала. Между отцом и дочерью словно черная кошка пробежала. Впрочем, точно так же Наденька вела себя и с Темой, общения и тем более поддержки не искала. Затаилась и строила планы, как растаться с жизнью.

– Садитесь, – предложил Леонидову переводчик. На свободные стулья сели итальянцы.

– Это его вещи? – Переводчик кивнул на замшевую куртку.

– Да, – подтвердил Алексей.

– Не возражаете, если мы осмотрим карманы? В вашем присутствии, – торопливо добавил итальянец. – Нам нужны его документы, а вы просите, чтобы его дочь мы не беспокоили.

– Еще раз хочу похвалить ваш русский. Вы отлично выражаете свои мысли. Я могу подтвердить личность потерпевшего, что касается его документов, то вы можете их взять и ознакомиться, – Леонидов кивнул на пиджак. Итальянец тут же перевел, и один из сотрудников полиции с бесстрастным лицом занялся вещами Манукова.

– Я путаюсь в терминах. Что такое потерпевший? – спросил у Алексея переводчик.

– Человек, которого убили. На языке нашего правосудия.

– Убили?! Дева Мария! Да как такое возможно?! – всплеснул пухлыми ручками итальянец. – Он выпил слишком много коньяка, – переводчик указал глазами на бутылку, стоящую возле тарелки с бутербродами, и поцокал языком: – Це-це-це… Русские всегда много пьют.

– Я ему помогал пить. К тому же господин Мануков на выпивку был крепок.

– Как вы сказали? – заволновался итальянец. – Я не понял.

– Да бросьте! Если вы два года жили в России, то этой лексикой владеете в совершенстве. Или вы скажете, что русские морозы пережили, попивая кофеек?

– Мне не понятен русский юмор, – сердито заявил итальянец. – Я водки не пью, чтоб вы знали!

– А говорите, Питер понравился, – подмигнул Алексей. – Выходит, не видели вы России, а? Ладно, оставим эту тему. Значит, вы хотите оформить смерть Геннадия Михайловича как несчастный случай?

– Это и был несчастный случай.

Итальянцы что-то быстро-быстро заговорили на родном языке. Алексею показалось, что они спорят.

– Вам или кому-то придется позвонить в страховую компанию, – сказал наконец переводчик. – Вот его полис, – он положил на стол разноцветный конверт из турагентства. – Все документы, по счастью, здесь.

– Хорошо, я поручу это моей жене, – кивнул Алексей, забирая бумаги.

– А ваша жена – она кто?

– Активистка.

– Это такой русский юмор? – наморщил лоб переводчик.

– Что вы! Это очень серьезно! Активистка это… э-э-э… как бы вам объяснить? Нет, этого вам не объяснить. В общем, общественный деятель.

– Омбудсмен?

– Во-во. Только самовыдвиженец. Профессия у него на самом деле другая, что не мешает ему активничать и бороться за права, не важно чьи. Лишь бы бороться.

– Самовыдвиженец? – уставился на него итальянец.

– О господи! – Леонидов всем корпусом развернулся в ту сторону, откуда доносились крики: «Надо что-то делать!» и «Давайте, наконец, действовать!» – Видите ту красивую даму? В голубой кофточке?

– Которая громче всех кричит?

– Да.

– Это и есть, как вы сказали? Активистка?

– Точно.

– Хорошо, мы согласны, чтобы она занялась этим вопросом, – кивнул переводчик.

– Еще и этим вопросом, вы хотели сказать. Потому что сейчас она занимается вопросом гостиницы в связи с задержкой рейса.

– У нас это не практикуется, – покачал головой итальянец.

– Только ей не говорите.