Москва Норд-Ост

- Не все признались, потому что не верили им, - говорит Филиппова. - Никто не знал, зачем они отбирают иностранцев. Я тоже не верила, что нас выпустят. Это же была такая смачная наживка для мировой прессы. Если бы они выпустили иностранцев, никого бы уже не интересовало, как русские разрешат проблему и как будут потом объясняться.

Но для некоторых предъявление зарубежного паспорта означало бы еще и разлуку с близкими.

- В какой-то момент я сел рядом с двумя нашими оркестрантами, - рассказывает Васильев. - Евгений Кочет - гражданин Украины, и его жена Александра - россиянка. Женщина всеми способами пыталась убедить его показать паспорт, могли бы его выпустить. Она прямо-таки гнала его на свободу. А он не хотел уходить. Эта драма разыгралась на моих глазах. Позднее, во время штурма, Женя Кочет погиб. А с другой стороны от меня, - продолжает Васильев, - сидела английская семья - муж, жена и взрослый сын. Пожилого мужчину передергивали конвульсии. Я утешал его как мог. Кажется, он был серьезно болен. И в конце концов его, как больного, освободили. Он встал и вышел, даже не оглянувшись на семью.

Террористы объявили также, что домой смогут спокойно уйти чеченцы и люди, исповедующие ислам. Тут же подали голос трое азербайджанцев - мужчина и две женщины. Мужчина заявил, что занимает высокую и очень влиятельную должность в Азербайджанских авиалиниях - является одним из директоров московского бюро фирмы и террористы должны освободить его себе во благо. Однако связи азербайджанца не произвели на чеченцев никакого впечатления, что было с их стороны ошибкой. Уже после штурма власти Баку, где проживает крупная чеченская диаспора, закрыли их информационный центр, несмотря на то, что террористы перед самым штурмом в конце концов выпустили азербайджанцев. Мы еще вернемся к этому позже.

Самым удивительным был, однако, случай Яхи Несерчаевой. Эта сорокатрехлетняя чеченка не созналась в своей национальности и разделила судьбу остальных заложников - провела пятьдесят семь часов в руках своих земляков, а потом, как все, перенесла на себе воздействие газа, чуть не поплатившись жизнью.

Когда на сцене появились террористы в масках, Несерчаева пережила настоящий шок.

- Когда они прервали действие и стали говорить по-чеченски, я поняла, что все это очень серьезно, - рассказывает Яха. - И кончится все очень плохо. Я это сразу поняла.

Экономист по образованию, Яха приехала в Москву в начале 2000 года, когда в Чечне шли тяжелые бои. Просто сбежала от войны. Нашла работу, стала продавщицей в продовольственном киоске - в Москве на лучшую работу чеченке не устроиться, кому нужны лишние проблемы. Сначала сняла, а потом при помощи семьи купила небольшую квартирку в пригороде. В октябре к ней приехала Галина Можегова, русская, давняя приятельница из Ухты, города в Республике Коми на севере России. Галя уговорила Яху и еще одну свою знакомую, Евгению, пойти на модный столичный мюзикл. Купила билеты в тринадцатый ряд.

Когда на сцене появились мужчины в масках, Галина подумала, что ОМОН разыскивает наркоманов. Подруги, однако, стали ее убеждать, что это элемент спектакля. Галина упрямо твердила, что до Второй мировой войны таких мундиров не было. Минутой позже их уже окружили мужчины и женщины, обвешанные взрывчаткой.

Когда террористы объявили, что чеченцы, мусульмане и грузины смогут спокойно выйти, Яха решила, что не бросит подруг в беде, и не призналась, что она чеченка. Впрочем, она и побоялась признаться, потому что радикальные сепаратисты считают чеченцев, живущих в России, банальными предателями.

- Боялась я. Не знала, что лучше - сказать или нет, - говорит Яха. - Могли ведь застрелить только за то, что чеченка пошла на мюзикл.

И осталась с подругами.

Силой удерживаемые в театре люди пытались понять, зачем террористы делят заложников. Но это было только началом потрясений, которые им пришлось пережить в течение тех трех дней.

Управившись с иностранцами, Бараев опять вышел в проход перед сценой.

- Пусть ко мне подойдут маленькие дети, которые есть в зале, - сказал вооруженный до зубов террорист. А его помощники начали указывать на детей, которые должны подойти. Раздались крики, матери не хотели выпускать из рук своих чад, все больше людей, напуганных, потрясенных происходящим, плакало.

- Дети, подошедшие к Мовсару, напуганные плачем десятков людей, жались к ногам террориста, - вспоминает Филиппова. - И тогда Бараев отправил одного из них обратно, заявив, что он слишком большой. «У нас в Чечне ваши русские солдаты во время зачисток забирают двенадцатилетних». Тогда впервые прозвучала фраза о детях, достаточно взрослых, чтобы остаться в зале и играть роль заложников.