Москва патриаршая

Но если все это так, то самым замечательным оказывается для патриарха Никона следующее. Алтарь земного храма почти в точности повторяет устройство алтаря «храма Небесного». И в этом смысле может рассматриваться как образ последнего. Однако в земном алтаре знаменуются (в основном престолом и жертвенником в современном смысле) некоторые важнейшие святые места исторической Палестины: Гроб Господень, Вифлеем, Елеон. В небесном храме этих знамений как-будто нет, их первообразы - в исторической Палестине. В земном алтаре они знаменуются настолько лаконично, что не могут являться иконой, образом Святой земли. Но, с другой стороны, не случайно же все Царство Небесное (а значит и его таинственный «алтарь») называется «Иерусалимом», хотя и «Новым». Это достаточный намек на то, что комплекс святых мест Палестины земной не случаен, что он имеет небесные архетипы (первообразы). Иначе и быть не может! Ведь недаром «обетованная земля» Палестины всегда преобразовательно означала «обетованную» верным во Христе «новую землю» Царства Небесного! Поэтому если взглянуть с противоположной стороны, то промыслительно, по смотрению Божию, земная Палестина, а точнее, расположение всего комплекса ее святых мест, и особенно тех, что связаны с жизнью и подвигом Спасителя, - это преломленное (в соответствии с пространственно-временным образом земного бытия) отражение Царства Небесного на земле. И оно «возвращается к первообразу» по тем же законам, что и любая правильная икона. Иконы же можно копировать, тиражировать; это общепринято издревле! Следовательно, чтобы создать на земле Русской икону «новой земли», Царства Небесного, нужно как бы «вынести» из алтаря, восполнить и расположить на местности образы святых мест исторической Святой земли Палестины. Тогда вкупе с алтарем, где в лаконической форме намека эти места повторяются, возникает нужная полнота образа, что обеспечит ему необходимую благодатную связь с первообразным! Так рождается логика замысла нового Иерусалима на Русской земле, который должен стать одновременно и образом исторической Палестины, и образом горнего мира. Так в одну точку сходятся две параллельные линии развития тенденций русского храмостроительного и градостроительного богословия; здесь, в этой точке, они достигают верного теоретического синтеза. Сюда, наконец, закономерно «вписывается» и столь желанный для Никона храм Гроба Господня.

Второй проблемой был выбор места для будущего образа. Он произошел так же промыслительно, как и все предыдущее. Патриарх Никон понимал, что столь великое по своему сакральному смыслу строительство не может быть развернуто где придется, на любом пустующем месте. Место для образа «обетованной земли» должно уже существовать на земле Русской, его нужно только увидеть, найти. И оно было найдено. По пути в Иверский Валдайский монастырь патриарх не раз проезжал село Воскресенское на реке Истре и здесь 13 раз останавливался в имении боярина Романа Бобарыкина. Соседом по имению у этого боярина был думный дьяк Лукьян Тимофеевич Голосов, ему принадлежали земли к северу от с. Воскресенского - будущая Новоиерусалимская Галилея. Голосов с 1653 года служил в Патриаршем разряде, сопровождал святейшего Никона в некоторых поездках через свои земли. Будучи человеком незаурядных дарований и поэтом приказной Московской школы, Л. Т. Голосов, конечно, должен был сочувствовать замыслам патриарха, если тот доверял их ему. Не исключено, что именно поэт мог впервые привлечь внимание архитектора-патриарха какой-нибудь метафорой к окрестностям реки Истры как некоему подобию Святой земли. Но могло быть и особое Божие знамение, «указавшее» святейшему на данное место. С полной определенностью знаем мы пока только то, что в середине 1656 года, то есть почти сразу после одобрения Собором «Скрижали» и одновременно с ее окончательным выходом в свет из типографии патриарх Никон покупает у Романа Бобарыкина его земли с селом Воскресенским и окрестностями и начинает здесь строительство сначала вроде бы обычного деревянного Воскресенского монастыря.