Москва. Переулок Обуха, 5

Если прежде психология была основана лишь на субъективных оценках: «умный» – «глупый», «талантливый» – «бездарный», «нравственный» – «преступный», то теперь архитектоника мозга вроде бы давала критерий, позволявший судить, каким доподлинно был этот человек, сколько в нем было ума, доброты, таланта по сравнению с эталоном.

В берлинском институте Фогта давно пытались искать «эталоны», исследуя образцы мозга «исключительных личностей»: с одной стороны, представителей элиты, а с другой стороны, маргиналов и убийц. Работы велись в сотрудничестве с генетиками. «Разумеется, мы стоим только у истоков науки», – не уставал повторять Фогт.

В Москве перед ним стояла двойственная задача.

Во-первых, требовалось доказать, что Ленин – что бы там ни клеветали враги! – до самой смерти сохранял «нормальный» рассудок, а во-вторых, что Ленин отличался от всех нормальных людей – он был гениален.

Фогт сомневался. Переезд в Москву вовсе не вдохновлял его. «Если Вам нужна моя помощь, то Вы, разумеется, можете рассчитывать на поддержку. Я мог бы ходатайствовать перед Семашко, комиссаром здравоохранения, и сестрой Ленина, чтобы мозг был переслан Вам в Берлин», – успокаивал его Отфрид Фёрстер, также приславший ему письмо.

Успокаивал – и Фогт постепенно увлекался идеей предстоявшего опыта. Он пишет Фёрстеру: «Самый интересный вопрос, несомненно, таков: в чем заключается особенность ленинского мозга? Быть может, цитоархитектоника даст на это некий ответ».

Конечно, кандидатура Фогта была не единственной. Назывались и другие имена – русские и иностранные. И все-таки выбор был сделан в пользу Фогта. Немало способствовали тому сложившиеся у него доверительные отношения как с советскими (Семашко, Литвинов, Горбунов), так и с немецкими политиками.

  В феврале 1925 года Фогт приехал в Москву. На первом же заседании комиссии – в нее входили московские невропатологи Л. Минор и В. Крамер, антрополог В. Бунак, патолог А. Абрикосов и другие – Фогт и все присутствовавшие подтвердили, что можно «материально обосновать гениальность Ленина». Этого как раз и хотела сталинская фракция в Политбюро.

Фогт схематично обрисовал свои планы. Уже на первых стадиях исследования можно оценить особенности строения мозга Ленина.

Многочисленные срезы его мозга будут сравнивать со срезами мозга других людей, а полученные данные – соотносить с его психологическим портретом.

Конечно, в Москве нет ни опытных препараторов, способных выполнить эту работу, ни подходящего оборудования, продолжал Фогт. Поэтому мозг Ленина надо отправить за границу. Однако последнее слово осталось за Политбюро.

В Москву были вызваны из Берлина Сесиль Фогт и главный препаратор института Маргарет Вёльке.  Они привезли сто килограммов аппаратуры.

В ближайшие два года предстояло разделить мозг на десятки тысяч срезов толщиной около пяти микронов каждый и исследовать их под микроскопом.

Общее руководство было поручено Фогту. «Профессор Фогт, – значилось в контракте, – оставаясь в Берлине, оповещается о ходе работ, а также докладывает московской комиссии, когда необходимо его личное присутствие в Москве».

Срок работ не был обозначен. Было ясно, что предстоят многолетние исследования.

Начать их Фогт предложил с правого полушария мозга, поскольку оно менее разрушено недугом.

Он запросил историю болезни Ленина и его биографию «для полноценного исследования его личности».

 В протоколе сказано, что «комиссия решила передать профессору О. Фогту краткую выписку из истории болезни В. И. Ленина и оказать ему содействие в сборе фактов биографии В. И. Ленина».

Для Советского Союза контракт с Фогтом означал выход на самый передовой уровень исследований головного мозга.

Двенадцатого ноября 1927 года в Замоскворечье, на Большой Якиманке, открылся Институт мозга – одно из ведущих научных учреждений СССР. Его директором стал Фогт.

Институт мозга был устроен по образцу берлинского института Фогта.

Решено было исследовать образцы мозга выдающихся людей, а также сравнивать строение мозга людей разных рас. Только так, считал Фогт, можно объяснить, вызвана ли «культурная отсталость некоторых рас» общественными условиями, в которых они живут, или же их анатомией.

По желанию Фогта, оба института должны были составлять «единый коллектив, занимаясь решением тех же самых проблем, но распределяя свою работу так, чтобы не повторять ее, а оказывать друг другу взаимную помощь». Московский Институт мозга существует и поныне, а вот берлинский не пережил войну.

Там же, на открытии института, Фогт доложил первые результаты работы. За два с половиной года было сделано свыше 30 тысяч срезов мозга. «Ясно вырисовалось резкое отличие структуры мозга Ленина от мозга обычных людей.

У Ленина пирамидальные клетки были развиты значительно сильнее; соединявшие их ассоциативные волокна были гораздо многочисленнее». Как делал вывод Фогт, «материальная база» мозга Ленина оказалась «значительно богаче»; его ассоциативная способность развита очень высоко.