Всех разогнал Огарев и приказал вычистить сад. Одного этого навозу вывезли сто возов. И сторожей с метлами приставили. Как идет какой «квартирант», так его тычком в морду метлой, а то и по башке. А на воротах дощечки такие были вывешены – ну вроде как бы таблички, объявление такое – дескать, в саду сквернословить не дозволяется…
Сколько правды, а сколько вымысла в народном предании, мог бы поведать только сам Николай Ильич Огарев, чей прах покоится на кладбище Алексеевского монастыря, ныне заасфальтированном. Но московские полицмейстеры воспоминаний не писали, им и без того дел хватало, начиная от поимки грабителей и кончая чистотой мостовых.
Верный своей фамилии
«Осенью 1865 года состоялось первое гласное публичное состязательное заседание военного суда по делу об убийстве, которое обсуждалось по законам военного времени. Так как у военного ведомства не было здания, приспособленного для публичного разбирательства дела, то арендовали на Солянке один трактир и переделали его для новой цели. Из отдельных кабинетов были устроены комнаты: секретарская, для совещания судей, для свидетелей и пр. Нечего и говорить, что зал суда в день разбора дела оказался переполнен. На улице, по всей Солянке, чуть не до Варварских ворот стояли толпы, как будто бы в здании трактира происходило не заседание суда по уголовному делу, а само уголовное событие.
Все лихорадочно следили за каждым моментом судебного разбирательства и торопливо передавали друг другу подробности, которые удавалось узнать от счастливцев, попавших в заседание.
Так как защитниками были мои товарищи Зорин и Розенберг, то мне удалось проникнуть внутрь. Насколько еще в то время не освоились с новыми способами судопроизводства, указывает следующий характерный факт.
Защитник Розенберг не только патетически взывал к милосердию судей, но даже упал перед ними на колени и, рыдая, умолял пощадить подсудимых…
Однако первый гласный суд оказался кровавым – виновные были приговорены к смертной казни. Из зала заседания после объявления приговора стали выносить дам и даже мужчин в обмороке».
В стародавние времена в Москве, возле трех церквей – Параскевы Пятницы в Охотном Ряду, Георгия на Всполье и Троицы на берегу Неглинной – устраивали судебные поединки. Спорящие колотили друг друга дубинками, перетягивали за волосы через канаву или просто дрались до крови, а то и до смерти. Победитель, само собой, считался правым в споре. В 1556 году судебные поединки заменили на крестное целование и божбу в своей правоте, которые проходили на Никольском крестце или возле церкви святителя Николая, что у Большого Креста.
Но ни удары по голове друг другу, ни страх перед Богом далеко не всегда удовлетворяли спорящие стороны. В XVIII веке для победы в суде стали нанимать специальных людей – стряпчих, весь день крутившихся у Иверских ворот, предлагая свои услуги. Эти дельцы не подставляли свою голову под удары противника, а использовали ее на новый манер – шевелили имевшимися в ней мозгами, чтобы поискуснее составить прошение и другие бумаги. Они умело сражались на словесных ристалищах и получали за хлопоты хорошую мзду от желавшего выиграть судебный иск. Проигрывал теперь чаще всего тот, кто оказывался беднее и не мог нанять стряпчего.