Москва – Петушки. С комментариями Эдуарда Власова

Период стилистически и идеологически построен под Розанова, с утрированием розановских откровений: «Я, напротив, замечал, что добрых от злых ни по чему так нельзя различить, как по выслушиванию ими этих рассказов чужого человека о себе. Охотно слушают, не скучают – верный признак, что этот слушающий есть добрый, ясный, простой человек. С ним можно водить дружбу. Можно ему довериться. <…> Мне очень печально сознаться, что я не любил ни выслушивать, ни рассказывать. Не умел даже этого. Это есть тот признак, по которому я считаю себя дурным человеком» («Уединенное», 1912).

Пушкин опять же замечал: «Кто жил и мыслил, тот не может / В душе не презирать людей» («Евгений Онегин», гл. 1, строфа XLVI).

8.6…магазины у нас работают до девяти, а Елисеевский – тот даже до одиннадцати… —

Елисеевский – один из наиболее известных московских продовольственных магазинов, назван по имени дореволюционного хозяина Елисеева, в советское время – гастроном № 1 на улице Горького, единственный московский магазин, работавший в 1960–1970-е гг. до 23.00.

8.7…и вдруг затомился… и поблек… —

Пророки писали: «Если же я виновен, то для чего напрасно томлюсь?» (Иов 9: 29); «Все мы сделались – как нечистый, и вся праведность наша – как запачканная одежда; и все мы поблекли, как лист, и беззакония наши, как ветер, уносят нас» (Ис. 64: 6). В контексте следующего (см. 8.8) обращения к Богу уместно вспомнить Давида: «Боже! Ты Бог мой, Тебя от ранней зари ищу я; Тебя жаждет душа моя, по Тебе томится плоть моя в земле пустой, иссохшей и безводной» (Пс. 62: 2), или же Христа: «Крещением должен Я креститься; и как Я томлюсь, пока сие совершится!» (Лк. 12: 50).

«Затомляются» и поэты, скажем Константин Бальмонт: «Здесь, в чужбинных днях, в Париже, / Затомлюсь, что я один…» («Если зимний день тягучий», 1936), и прозаики, например Николай Лесков: «Он только от жажды затомился» («Лев старца Герасима», 1888).

«Блекнут» же герои русской прозы, например Обломов: «Сирени поблекли, – думал он, глядя на висящие сирени, – вчера поблекло, письмо тоже поблекло, и этот миг, лучший в моей жизни, когда женщина в первый раз сказала мне, как голос с неба, что есть во мне хорошего, и он поблек!» («Обломов», ч. 1, гл. 10).

8.8 C. 18. Господь, вот Ты видишь, чем я обладаю. Но разве это мне нужно? Разве по этому тоскует моя душа? Вот что дали мне люди взамен того, по чему тоскует душа! А если б они мне дали того, разве нуждался бы я в этом? —

Мотив тоскующей души, обращающейся к Господу, встречается в Библии: «Как журавль, как ласточка издавал я звуки, тосковал как голубь; уныло смотрели глаза мои к небу: Господи! тесно мне; спаси меня» (Ис. 38: 14). В Новом Завете с данным пассажем ассоциируется сцена моления о чаше в Гефсиманском саду (Мф. 37: 39; Мк. 14: 32–36). А у Гумилева есть: «Но, видишь, отец, я томлюсь по иному…» («Блудный сын», 1911).

В ином, чисто бытовом контексте писатель, покидающий СССР, задавался сходными вопросами: «Через неделю я уже складывал вещи. И, как выяснилось, мне хватило одного-единственного чемодана. Я чуть не зарыдал от жалости к себе. Ведь мне тридцать шесть лет. Восемнадцать из них я работаю. Что-то зарабатываю, покупаю. Владею, как мне представлялось, некоторой собственностью. И в результате – один чемодан. Причем довольно скромного размера. Выходит, я нищий? Как же это получилось?!» (С. Довлатов. «Чемодан», 1986).

8.9И, весь в синих молниях, Господь мне ответил… —

Явление Господа в молниях происходит в последней книге Нового Завета: «И от престола [Господня] исходили молнии и громы и гласы» (Откр. 4: 5). В Ветхом Завете молнии также являются атрибутом Бога: «Он сокрывает в дланях Своих молнию и повелевает ей, кого разить» (Иов 36: 32); «Пред Ним идет огонь и вокруг опаляет врагов Его. Молнии Его освещают вселенную; земля видит и трепещет» (Пс. 96: 3–4).

Именно синие молнии встречаются у Бальмонта: «К низинам отброшены вышней пучиной, / Синие молнии, синие молнии, чудо раденья громовых лучей…» («Праздник сжиганья», 1906). При этом данный образ заимствуется Бальмонтом из «Слова о полку Игореве» – он помещает в качестве эпиграфа к сборнику следующие строки: «…Кровавые зори свет поведают; черные тучи с моря идут; хотят прикрыть четыре солнца; а в них трепещут синие молнии». А в своем переводе «Слова о полку Игореве» (1929–1930) Бальмонт интерпретирует оригинал следующим образом: «Тучи черные от моря мнят прикрыть четыре солнца, / В них дрожанье синих молний – будет гром, и гром великий».

8.10…для чего нужны стигматы святой Терезе? —