42.4
Подсолнух – здесь: не цветок, а подсолнуховые семечки. Подмены банальных семечек названием растения в сочетании с глаголом «грызть» встречаются у поэтов – у Пастернака: «Как плат белы, забыли грызть / Подсолнухи…» («Июльская гроза», 1915) и у Евтушенко: «Лифтерше Маше под сорок. / Грызет она грустно подсолнух…» («Лифтерше Маше под сорок…», 1955).
42.5
«Пламенел закат» – фраза из Блока: «Были дни – над теремами / Пламенел закат» («Дали слепы, дни безгневны…», 1904). В этом же стихотворении одно из действующих лиц – конь, которому незнакомо чувство покоя: «конь – мгновенная зарница», «конь вздыбится».
Сочетание неспокойных лошадей и разговора о счастье на фоне пламени встречается у Гумилева:
В целом же, если бы не заявление Ерофеева о том, что он не читал «Мастера и Маргариту» (7.12), данный пассаж можно было бы связать с финалом булгаковского романа, где герои, в отличие от Венички, обретают свое счастье, хотя и через физическую смерть, и происходит это именно на закате: «Уже гремит гроза, вы слышите? Темнеет. Кони роют землю, содрогается маленький сад. Прощайтесь с подвалом, прощайтесь скорее. <…> Трое черных коней храпели у сарая, вздрагивали, взрывали фонтанами землю» («Мастер и Маргарита», ч. 2, гл. 30); «[Маргарита: ] Меня охватила грусть перед дальней дорогой. Не правда ли, мессир, она вполне естественна, даже тогда, когда человек знает, что в конце этой дороги его ждет счастье?» («Мастер и Маргарита», ч. 2, гл. 31).
42.6
C. 103.Сходная риторическая формула есть у Зощенко: «Значит, что же? Значит, дело обстоит как будто неважно? Где же эта знаменитая любовь, прославленная поэтами и певцами? Где же это чувство, воспетое в дивных стихах?» («Голубая книга», отд. «Любовь», п. 29).
42.7
Кимвал, издающий звуки, – из Нового Завета: «Если я говорю языками человеческими и ангельскими, а любви не имею, то я – медь звенящая или кимвал звучащий» (1 Кор. 13: 1). Фразеологизм же, рожденный из этого признания, – «медь звенящая и кимвал звучащий / бряцающий» – используется для характеристики излишне патетических, напыщенных слов, лишенных какого-либо реального содержания.
42.8
Бубны и Суламифь (42.9) в пределах одного текста встречаются у Цветаевой: «Емче органа и звонче бубна / Молвь <…> перед вспыхнувшей Суламифью – / Ахнувший Соломон» («Емче органа и звонче бубна…», 1924). Смежная ситуация – «бубны и блудницы» – встречается у Сологуба:
42.9
Суламифь (Суламита) – возлюбленная царя Соломона, центральный персонаж ветхозаветной Песни песней. Интерес к ней испытывали Куприн (рассказ «Суламифь», 1908), а также Розанов: «Кто же была Суламифь? Каждая израильтянка в вечер с пятницы на субботу» («Опавшие листья», короб 2-й); «Социализм выразился бы близостью, социализм выразился бы любовью <…> Словом, социализм выразился бы тоже одним из таинственных веяний Суламифи…» («Апокалипсис нашего времени», 1918).
42.10
В Новом Завете Иисус предсказывает свое второе пришествие: «И вдруг, после скорби дней тех, солнце померкнет, и луна не даст света своего, и звезды спадут с неба, и силы небесные поколеблются» (Мф. 24: 29; ср. также Мк. 13: 25). А после снятия шестой печати новозаветным Агнцем «звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои» (Откр. 6: 13). Там же звезды продолжают падать в контексте пития: «Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде „полынь“; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки» (Откр. 8: 10–11).