Москва Поднебесная

– Я не знаю ещё, – ответил он. – Пожалуй, не чувствую. Но мне кажется, чем больше я слушаю вас, тем глубже понимаю, о чём вы пытаетесь сказать. И тем глобальнее ощущаю в себе силу. Я понимаю теперь, что мой настоящий мир не здесь. Мой настоящий мир – это всё то, о чём я мечтаю! А этот… В этом слишком много грязи, глупости и насилия. Я не знаю, почему это так, то ли оттого, что люди ограничены стеной сознания, то ли оттого, что души их ограничены с самого рождения? А может, ещё по какой причине… Всё, с чем я попытался бороться изначально, пожалуй, вовсе не является злом, но обращено во зло именно людьми, их глупостью и алчностью. Их ленью. Средства массовой информации, телевидение, самые популярные среди людских масс таблоиды не говорят и не пишут о душе, человеке, о его месте в этом мире, о его цели… Но с тупым постоянством и упорством ежедневно повествуют, например, о том, какую причёску накрутила себе великосветская «звезда», да какой телефон требуется купить в этом сезоне, чтобы стать по-настоящему счастливым. Модным и стильным. На пьедестал поставлены вещи и стремление к обладанию ими! Ценность души замещена ценностью автомобиля, в котором едет тело, приютившее эту самую душу. И люди, одурманенные ложными желаниями, стремятся превзойти друг друга посредством приобретения чего-то материального, обогащения финансового, но не духовного, и посредством унижения себе подобных. Нет, это общество не моё! – Глаза Василия горели, он словно не видел перед собой ничего. – Или алкоголь. Разве так плох алкоголь? Вовсе не плох, а порою и необходим, для релаксации. Но потреблять его в таких количествах, как это делают они? Изо дня в день упиваться до состояния не животного даже, а бессмысленной неразумной амёбы? Впрочем, что это я? И амёба имеет цель и функцию, а безудержная пьянь представляет из себя лишь алчущую новой и всё большей дозы алкоголя мразь, вместо мозга у которой в голове кишит омерзительная склизкая гниль. Общество, большая его часть, неизлечимо больна, и я уверен, что дело не только в стене! Я думаю, что далеко не всякое сознание, пришедшее в мир, имеет свою вселенную. Какая может быть вселенная у человека, готового служить любому царю, любой идее, только потому, что этой идеей заражено большинство? Какая вселенная родится у того, кто, страшась собственной смерти, трясясь за свою жалкую жизнь, может по приказу другого, имеющего над ним власть, убивать? Вся человеческая история – это кровь. И кровь бессмысленная. Никчёмное месиво во имя ущербных мимолётных идей! Война оголтелого стада против соседнего стада за обладание стойбищем. Один идиот залезает на вершину холма, придумывает боевой клич, и сразу вокруг него собирается сонм послушных кретинов, готовых разорвать любого, кто клич этот слушать не желает. Это люди? У них есть вселенные? Представляю себе, какие миры создали бы, например, надсмотрщики гитлеровских концлагерей…

– А вот тут ты попал в точку, Василий, – прервал его Михаил, – я был в огромном количестве закрытых вселенных, и видел, как многие из них прекрасны и удивительны, как завораживающе их великолепие. Миры, абсолютно не похожие на что-либо, существующее в мире нашем! Но попадались и такие, где сама атмосфера губительна и чужда живому существу. Где царит разрушительный, утопический хаос, где душу гнетёт и отчуждает от всего светлого. Мрак и холод, пустота и безысходность. И боль, настоящая, воплотившаяся в реальность боль. Но, я думаю, в этом может быть и наша вина, ведь мы не даём им взрасти… развиться?

– Не знаю, – ответил Василий. – Ещё неизвестно, что вырастет из такой вселенной. Впрочем, это личный выбор каждого. Если в мире существует столько насилия, значит, кому-то оно необходимо. Ты знаешь, – он вдруг повернулся к своему ангелу, – теперь я ясно чувствую свою вселенную. Она там! И я не желаю больше иметь ничего общего с этим миром…

С этими словами Василий повернулся к стене и вдруг, воспарив, полетел к ней. У него не выросли крылья, он не превратился в какое-то иное существо, он просто и легко начал скользить по воздуху, как осенний листок, подгоняемый ветром.

Приблизившись к сотам с мерцающими в них кирпичами сознаний, он устремился ввысь. Могло показаться, что его плавно тянут вверх невидимые тросы, но лёгкость, с которой он летел, отметала эту версию.

– Это делает он сам? – удивилась Анастейд, обращаясь к Дриммейну.

– Сам. Я ничем не помогаю ему.

– Невероятно!

– А как же я? – опешил «Samsung», видя, как удаляется хозяин. Но ему никто не ответил. Тогда он сквозь хлопья снега покатился к стене, гудя и роняя внутри себя продукты и бутылки.

Грохот, с которым холодильник мчался к величественному сооружению, остановил Василия. Он обернулся и вытянул руку, приглашая друга за собой. И в этот самый миг «Samsung», словно попав вдруг в невесомость, оторвался от земли и поплыл вслед за своим создателем.