Москва Поднебесная

Лисичкина, которая давно находилась в объятиях Загробулько, восторженно ахнула, наблюдая одним глазом чудесную картину. Вторым она созерцала переносицу майора, с которым самозабвенно целовалась уже десять с лишним минут, пока все вели беседу вселенского значения. Сам майор Загробулько и думать забыл о том, где находится, кто такие все собравшиеся и кто такой он сам. Он был счастлив. Недавно он воскрес, а теперь плыл в океане безумной любви. Захлёбывался его водами. Качался на лазурных волнах. Гиб! Он тонул в нём с головой, как тот трёхмачтовый фрегат, пробитый им же, навечно, без надежды на спасение.

– Что же нам делать? – Метатрон, совершенно растерянный, обратился ко всем стоящим.

– Мы должны полностью отпустить его, – изрёк Архангел.

– А разве мы его держим? – удивился Гор, наблюдая, как Василий с холодильником летят сквозь снег, озаряемые лучом света, бьющим откуда-то с высоты. Всем было видно, как из стены, почти у самой круговерти неба, бьёт яркий луч. Словно немыслимой мощи прожектор с вершины горы. Но свет его не рассеивался, он был ровным и чистым. Ярким в каждой своей доле.

– Это вселенная его разума зовёт своего хозяина к себе! – проговорила Анастейд.

– Кирпич его сознания! Он всё ещё существует. И он находится у вас, – напомнил Михаил.

Крыс Жерар, стоящий до этого в стороне, устремился к Елисею, который крепко держал сумку. Встав возле него, крыс невыразимо печальными глазами впился в Нистратова, словно продрогший под дождём уличный пёс. Не отдать ему сумку казалось преступлением жутким, сравнимым, может быть, с тем, как пнуть грудного ребёнка кирзовым сапогом.

– Отдай, – повелел Метатрон.

Елисей протянул свою ношу Жерару. Крыс бережно достал кирпич сознания, который теперь не был матово-чёрным, а, наоборот, мерцал, словно сумасшедший бриллиант посреди пылающей комнаты.

– Развей его, – приказал Архангел Дриммейну.

Ангел подлетел к кирпичу сознания и, бережно взяв из лапок зверька, вознёс над головой. И ангел запел, пронзительно и чисто, на необъяснимом языке, несуществующими для сознания нотами, и каждый слышал в его песне что-то своё. Елисей, зачарованно глядя на удаляющегося ввысь свободного человека, услышал такое:

Горы и стены, и линии вечного света,

Дышащие холодом в наши глубокие души.

Кто вас нарушит? И кто проснётся с рассветом

В новой вселенной, только ему и нужной?

Плыви горизонтами,

Пей обжигающих ливней нектар —

Ты больше не скован,

Ты сам себе есть материал …

И кирпич обратился в лучи света, которые, словно ленты гимнастки, расплескались во все стороны серпантином, а затем, собравшись в ярчайшую звезду, устремились туда же, куда летел Василий. К входу во вселенную, где и был он когда-то рождён.

– Но чем же всё кончится? – задумался Метатрон. – Он и правда сможет разрушить стену?

– Не думаю. Ему это уже не нужно. И потом, никакой стены для него теперь не существует. Его разум полностью свободен, и наш мир для него не более чем иллюзия. – Архангел вдруг стал печален и задумчив.

– Но ведь умершие, прошедшие круги очищения, так же уходят в свои вселенные и остаются там. Чем же отличается он?

– Не знаю. Возможно, именно тем, что он не проходил кругов очищения, ибо это может быть таким же ограничивающим разум процессом! – Михаил вдруг словно прозрел. – Мы долго спорили с Сатаной, и, кажется, только сейчас я понял смысл. А ведь он прост! Абсолютно прост!

– Смысл. И в чём же он?

– Те вселенные не уникальны! Они тривиальны! Они построены по принципу нашего мира. Они копируют эту модель!

– А по какому же ещё принципу они должны быть построены?

– Ты и правда ничего не понимаешь, Метатрон? – с иронией сказал Архангел.

– Теперь я точно ничего не понимаю. Пожалуй, я просто буду ждать божьей благодати и просить ЕГО дать мне ответ, зачем всё это случилось и к чему было нужно. Рано или поздно ОН станет говорить со мной.

– А если ОН не ответит? Ведь до сих пор ОН молчал.

– Меня тоже терзает это… ОН молчит уже слишком долго…

– Но у меня есть другая теория, Метатрон.

Архангел загадочно улыбнулся и замолчал. Он явно ждал, чтобы его спросили. В тишине, воцарившейся на границе миров, можно было различить лишь слабое шушуканье Жерара и Сириуса, которые, не встревая в разговор великих созданий, отошли на почтительное расстояние. Да ещё слышны были страстные поцелуи влюблённых служителей закона, которым вообще, казалось, было наплевать на всё вокруг.