Москва Поднебесная

– Бред! – запротестовал майор, понимая, что ему попросту пудрят мозги. – Всё это байки для детишек! И что же, вы думаете, я вам поверю? Поверю и сейчас же отпущу?

– Да мы и сами в состоянии себя отпустить, – улыбнулся Фалкон, – просто у нас тут встреча. Очень важная.

– Ага, – кивнул майор. И, повернувшись к Верочке, деловито произнёс: – Думаю, надо медэкспертизу провести, проверить наличие в крови у этих андерсенов наркотических веществ.

– Не успеете, товарищ майор, – ответил за Верочку кавказец, – через десять минут мы ваше заведение покинем.

В ответ на эти слова Загробулько демонически расхохотался, но как-то уж слишком ненатурально, чересчур театрально. И получилось это у него совершенно нелепо. Даже юная практикантка с сожалением отметила про себя, что актёр из майора никудышный.

– Наркоманы! – заключил Вифа Агнесович, придав голосу провидческий тон.

– Товарищ майор, – Вера решительно встала, – а вдруг они говорят правду?

– Наркоманы и преступники! – констатировал майор, глазами призывая Верочку верить ему. Тут за решёткой тот, что по паспорту именовался Егором Фалконом, встал со скамьи и тревожно закружил по камере. При этом он вертел головой коротко и прерывисто, отчего стал похож на птицу невероятно. Казалось, это и не человек вовсе, а в самом деле пернатый представитель фауны, неведомым образом вселившийся в тело зазевавшегося рассеянного гражданина.

Вифлеем зачарованно смотрел за движениями арестанта, в который раз подтверждая для себя подмеченную когда-то давно мысль, что каждый человек похож на какое-либо животное. Кто на осла, кто на мартышку, а кто и на лисичку, как Верочка, например. Тут он нежно посмотрел на милиционершу, и его осенило вдруг, что и фамилия у рыжей практикантки – Лисичкина. Это показалось ему открытием невероятным, таким, что об этом захотелось рассказать всем. Но он, сдержавшись, этого не сделал. И зачем-то подумал, что сам себе напоминает носорога. Странного неповоротливого носорога с трёхлитровой формой черепа.

Сравнительно-антропоморфные размышления майора прервал голос арестанта.

– Ты его чувствуешь? – поинтересовался лысый у своего похожего на птицу товарища.

– Да. – Тот кивнул. – Уже совсем близко.

– Кто? ИниПи? – встревожился хозяин крыльев.

– Да.

Тут Фалкон замер и насторожился, словно услышал, как где-то вдали громыхнула никем пока не слышимая канонада. Будто, имея уникальный слух, он один улавливал за сотни километров взрывы безжалостных снарядов, рвущих человеческую плоть. Словно слышал, как стрекотали пулемёты, вонзая в человеческие тела звенящие горячие пули, и лицо его стало хищным и страшным, как предвестие долгой, кровавой и бессмысленной в своей жестокости войны.

Жёлуди

После крушения телебашни Эллада Вознесенская запила. Запила сильно. Основательно. По-русски. Как пьют люди, разуверившиеся в справедливости жизни, потерявшие смысл бытия и хронические алкоголики. Сразу после того последнего, трагического эфира, Эллада, добравшись до своей семикомнатной квартиры на Тверской, первым делом побежала мыться в ванную. Она долго и тщательно тёрлась сиреневой шершавой мочалкой, пытаясь избавиться от запаха фекалий, который, казалось, пропитал её всю. Однако после душа ощущала, что запах остался, будто прилипнув к коже навечно.

В тот день выход из телецентра выглядел жутко и походил на разлившуюся у подступов к фонтанирующему вулкану лаву. Только вместо огнедышащей массы улицы были затоплены пузырящимися зловонными экскрементами, плавающими в чудовищной слизкой каше. Добраться до дома и не изляпаться в отвратной жиже было невозможно, и Эллада, жалобно скуля и плача, но не в силах более терпеть вонь, ёжась от омерзения, похлюпала-таки по прохладной бурлящей реке к своему «Мерседесу».

Будь Вознесенская чуть поумней, она бы не стала открывать дверь в салон, а добралась бы до ближайшей незатопленной улицы и поймала бы такси, но логические процессы проистекали в её голове так же вяло, как происходит замена отопительных труб в осенне-зимний период. Поэтому она умудрилась загубить дорогостоящий автомобиль.

Ехала Эллада домой, не замечая ни светофоров, ни знаков, ни пешеходов, имея добавочным грузом бултыхающиеся в салоне позеленелые какашки и трясину цвета стухшего персикового пюре. А про запах…. Про запах и говорить нечего…. Подходящих омерзительных слов и в природе-то нет.

Отмывшись, Эллада прошла в гостиную, открыла бар и, продолжая ощущать запах дерьма, пробивающегося сквозь ромашковый шампунь, налила себе полный стакан «Hennessy». С этого и начался запой…