Москва Поднебесная

Эллада вдруг, будучи сильно пьяной, обиделась страшно на это народное непризнание и, воинственно прихрюкнув, заявила:

– Да ты хоть знаешь, кто я? Я звезда!

Старушка матерщинно ответила в рифму, кто Эллада по её мнению.

– Что? – опешила Вознесенская.

– Пойдём, пойдём, – потянула подругу певица, – что ты с чернью всякой общаешься?

Однако оскорблённая знаменитость отступать не собиралась.

– Ну-ка повтори? – потребовала она.

И старушка, с особенным удовольствием, повторила.

– Ах ты, сука старая! Птеродактиль в платье! – завопила Вознесенская и решительно двинулась к скамейке. Пенсионерки, предчувствуя, что дело может дойти до рукоприкладства, проворно вскочили и, сдав неприятелю оккупированную скамеечную территорию, заверещали на весь двор:

– Это что ж делается! Граждане, смотрите скорее! Вот до чего сучки-проститутки дошли, на пожилых людей кидаются! Звоните в милицию, щас их быстро определят!..

Эллада остановилась, в растерянности глядя по сторонам. Старушечьи вопли и впрямь привлекли внимание праздно сидящих во дворе жильцов, которые живо повернулись в сторону замаскировавшихся звёзд. Это было крайне нежелательно. Привлекать к себе столько внимания в планы коварных свинооборотней не входило.

Эллада, погрозив крохотным кулачком старушке-матерщиннице, взирающей на неё, как на какую-то тлю, бессильно отступила, хрипя проклятья.

Подруги быстро покинули двор под завывания победоносных пенсионерских голосов и насмешливые взгляды разомлевшей от жары публики. Затаившись в тени арки, Вознесенская хлебнула водки и немного успокоилась.

– Ну, я этой мымре ещё покажу! – пригрозила она.

– Да будет тебе, – успокоила подруга. – Кто она, и кто ты!

– И то верно, – горделиво согласилась Вознесенская. Она ещё раз хлебнула живительной влаги. – Если кто спросит, мы тут недалеко в кино снимаемся, а сейчас в кафе идём, перерыв у нас. Поняла? – наставила подругу она.

– Ага, – певица кивнула и тоже приложилась к бутылке. В кожаном комбинезоне ей было очень жарко, и оттого она пыхтела, издавая новым носом булькающие неприятные звуки.

– Значит, план такой, – тихо скомандовала Эллада, – сейчас первую прохожую хватаем и напаиваем. Посмотрим, что будет.

– Ага, – кивнула Лавандышева, истекая потом.

И они затихли, ожидая первую жертву.

Именно в этот самый момент Наталья Андреевна Нистратова, взволнованная, с тревожным рассеянным взглядом, шла по Тверской улице мимо дома № 16. Она проходила возле арки, где притаились коварные знаменитости. Взволнована она была потому, что днём встретила возле подъезда своего дома алкоголического соседа Семёныча, который принёс страшную весть. Оказывается, вечно пьянствующий старик видел, как сегодня её мужа Елисея в компании двух подозрительных типов задержала милиция.

– Один – явный уголовник, а второй – араб какой-то, или грузин! – заявил он, сально косясь на разрез юбки Натальи Андреевны. – А может, и террорист чеченский! – выдвинул версию алкаш.

Супруга Нистратова ни за что бы не поверила спившемуся старику, если бы тот был подшофе и нёс вечную ахинею про родовую принадлежность к графу Суворову, праправнуком которого он якобы является, или про тайный заговор правительства, направленный на уничтожение генофонда нации. Но Семёныч был трезв. Трезв уже три дня! Удивительным образом с выпивкой он завязал, что казалось совсем уж невероятным событием, похлеще, чем происшествие с телебашней.

– А вы, никак, трезвый? – изумлённо осведомилась Нистратова.

– Я теперь, Наталья Андреевна, не пью! Алкоголь – это яд! Сознательность во мне проявилась, – сказал он, намазывая непослушные волоски на блестящий череп, и, хотя в голосе обнаруживалась некоторая твёрдость, в глазах, между тем, сквозила тоска. Завязал Семёныч, как и многие другие, страшась кошмарного перевоплощения.

– А где же вы Елисея видели? – перебила взволнованная супруга, пытаясь отстраниться от завязавшего соседа подальше. Он, обретя новый статус гражданина непьющего, теперь, пытался сообразить себе новый имидж, в связи с чем надел относительно приличный пиджак и надушился одеколоном. Но одеколон источал подозрительный приторно-перегарный аромат.

– Дык возле магазина, – ответил Семёныч.

– Какого магазина?

– Ну, этого, – почесал макушку завязавший, – где блинная…

– Бог ты мой!