Москва Поднебесная

– Ну и сон! – сказал Савелий. И, подумав, добавил: – Нет! Что бы он мне ни говорил, я-то знаю, кто он… Контактёр!

Никромантов осторожно ощупал голову и нашёл, что вся его растительность цела и невредима. Боль ушла, а настроение стало каким-то возвышенно-лёгким.

Он сладко потянулся и пошёл на кухню заваривать себе чай. К слову сказать, о своём пребывании в полигоне «Плаком» уфолог совершенно забыл, а вместе с этим из памяти исчез и Павел Первородько со своим жутким блокнотом.

Крушение

Корабль оказался старинным трёхмачтовым фрегатом. Из квадратных амбразур по бортам высовывались грозные чёрные дула пушек, а нос украшала статуя богини Геры. Носовая дева выполнена была из чистого золота, она блестела в лучах солнца яростным жёлто-красным огнём и правой рукой указывала куда-то ввысь, в прозрачное небо. В левой у богини зажат был предмет, похожий на скипетр, с венчающей его верхушку луной, выполненной так искусно тонко и натурально, что видны были кромки кратеров и зыбкие волны пыльных лунных морей.

Опустив паруса, фрегат причалил к маленькому бетонному островку настолько точно, что сомнений в мастерстве капитана судна не возникало ни малейших. В воду с шумом погрузился якорь, и на бетонные ступени опустилась из-за борта длинная деревянная лестница, по которой ловко и быстро засеменила вниз огромная крыса в пиратском платке на остроносой головке. Оказавшись на твёрдом, крыса встала на задние лапы и осмотрелась.

Мамедов, увидев наряжённую в бандану крысу, не на шутку испугался, и в голове у него пронеслось страшное подозрение: «Вдруг бешеная? Или мутант радиационный?». Он на всякий случай приготовился к возможной атаке. Выразилось это так: Богдан сунул руку в карман брюк и, скрытый тканью, прикрыл ладонью своё мужское бесценное достоинство.

– Добрый день! – поприветствовал всех серый зверёк, а Мамедову персонально ещё и подмигнул.

– Рад видеть тебя, Жерар, – ответил Метатрон, – а где же сам Михаил?

– Он здесь.

– Что же он не покажется?

– Он послал прежде меня, дабы я изложил высокому собранию ультиматум относительно дела, всех нас касающегося! – Крыс почтительно склонил голову, посмотрев несколько жалобно, как бы оправдываясь за вынужденную роль.

– Ультиматум?

– Да, Метатрон, – пискнул Жерар.

– И в чём он заключается?

Крыс развернулся к кораблю и, сунув в пасть лапу, залихватски свистнул. На его свист из-за борта высунулась женская головка с развивающимися на ветру волосами. Увидев её, Елисей вздрогнул. Это была его супруга – Наталья Андреевна.

– Спускайтесь! – крикнул женщине крыс.

Елисея обуял ужас.

– Что ты с ней сделал?! – отчаянно закричал он и кинулся на говорящего зверька. Ему вдруг ясно представилось, как серый грызун пытал и истязал дражайшую его супругу, как стегал её кожаными розгами, привязав к мачте, как лил на нежное, до малейшей родинки изученное любимое тело, раскалённое олово, склоняя волю её к чему-то грязному и постыдному. – Убью!.. Убью, тварь!!!..

Но Елисея перехватил Гор. Бывший ангел забился в руках Фалкона, словно мышь-полёвка в когтистых лапах орла.

– Пусти!!! – выл Нистратов. – Я его прикончу!!! Пусти меня!!!..

Тем временем Наталья Андреевна очутилась на крыльце и предстала перед всеми совершенно невредимая, розовощёкая и слегка встревоженная. Нистратов, увидев жену благополучную и даже помолодевшую, успокоился и, прекратив попытки вырваться, затих. Сначала он обрадовался, но потом вдруг посмотрел на вторую свою половину недоверчиво, словно искусствовед, рассматривающий тонкую подделку.

– Ты? – спросил он тревожно.

Наталья Андреевна кивнула и подошла к мужу.

– Я всё знаю! – сказала она, косясь недобро на Гора, который Елисея отпустил и сам молча отстранился. – Знаю, кем ты был и к чему тебя склоняют!

– Да? – крайне удивился Елисей.

– Ты не должен этого делать! – отчаянно заверила супруга, обнимая голову мужа с нежностью, присущей только женщине, любящей всем сердцем.

– Почему? – удивился Елисей, отдаваясь во власть родного тепла.

– Потому что на этом наша жизнь кончится! Я потеряю тебя, ты навеки потеряешь меня!..

– Но…

– Как я буду жить одна? – Всматриваясь в глаза благоверного, Наталья Андреевна задрожала. Она готова была зарыдать. Глаза её стали влажными, а в груди сжалось так, что вдыхать стало больно. – Как же девочки наши? Как же наша любовь?..

Нистратов представил картину возможной трагедии: жену, исхудавшую, поседевшую и состарившуюся от мук и горя, и двух дочек – Машеньку и Алёну, тоже несчастных и почему-то в грязных нищенских лохмотьях.

– Успокойся, я только память потеряю…

– Да… а в месте с памятью и меня! Лисик, не соглашайся… – Тут женщина не выдержала и зарыдала, уткнувшись мужу в плечо.

– Жёнка, что ли? – брезгливо поинтересовался Мамедов, конкретно не обращаясь ни к кому.

– Заткнись, урод! – прикрикнул на него Елисей, и покосился недобро. – Успокойся, Наташенька, – обратился он к супруге ласково, – всё обойдётся!

Но та плакала и мотала головой, отрицая успокоительные слова.

– Ты не сможешь вернуться! – сквозь слёзы проговорила она. – Мне Жерар всё объяснил. Ты не сможешь стать человеком снова!