Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание

— Я не знаю, еще, — ответил он, — Пожалуй, не чувствую. Но мне кажется, чем больше я слышу от вас, тем глубже понимаю, о чем вы пытаетесь сказать. И тем глобальнее ощущаю в себе силу. Я понимаю теперь, что мой настоящий мир не здесь. Мой настоящий мир это все то о чем я мечтаю! А этот… В этом слишком много грязи, глупости и насилия. Я не знаю, почему это так, толи от того, что люди ограниченны стеной сознания, толи от того, что души их ограничены с самого рождения? А может еще по какой причине… Все с чем я попытался бороться, изначально пожалуй, вовсе не является злом, но обращено во зло именно людьми их глупостью и алчностью. Их ленью. Средства массовой информации, телевидение, самые популярные среди людских масс таблоиды не говорят и не пишут о душе, человеке, о его месте в этом мире, о его цели… Но с тупым постоянством и упорством ежедневно повествуют, например о том, какую прическу накрутила себе великосветская «звезда» да какой телефон требуется купить в этом сезоне, что бы стать по-настоящему счастливым. Модным и стильным. На пьедестал поставлены вещи и стремление к обладанию ими! Ценность души замещена ценностью автомобиля, в котором едет тело, приютившее эту самую душу. И люди, одурманенные ложными желаниями, стремятся превзойти друг друга посредством приобретения чего-то материального, обогащения финансового, но не духовного и унижения себе подобных. Нет, это общество не мое! — Глаза Василия горели, он словно и не видел перед собой ничего, — Или алкоголь. Разве так плох алкоголь? Вовсе не плох, а порою и необходим для релаксации. Но потреблять его в таких количествах как это делают они? Изо дня в день упиваться до состояния не животного даже, а бессмысленной неразумной амебы? Впрочем что это я? И амеба имеет цель и функцию, а безудержная пьянь представляет из себя, лишь алчущую новой и все большей дозы алкоголя мразь, вместо мозга у которой в голове кишит омерзительная склизкая гниль. Общество, большая его часть, неизлечимо больна, и я уверен, что дело не только в стене! Я думаю, что далеко не всякое сознание, пришедшее в мир, имеет свою вселенную. Какая может быть вселенная у человека готового служить любому царю, любой идее только потому, что этой идеей заражено большинство? Какая вселенная родится у того, кто страшась собственной смерти, трясясь за свою жалкую жизнь, может по приказу другого, имеющего над ним власть, убивать? Вся человеческая история это кровь. И кровь бессмысленная. Никчемное месиво во имя ущербных мимолетных идей! Война оголтелого стада против соседнего стада, за обладание стойбищем. Один идиот залезает на вершину холма, придумывает боевой клич и тут же вокруг него собирается сонм послушных кретинов, готовых разорвать любого кто клич этот слушать не желает. Это люди? У них есть вселенные? Представляю себе, какие миры создали бы, например, надсмотрщики гитлеровских концлагерей…

— А вот тут ты попал в точку Василий, — прервал его Михаил, — я был в огромном количестве закрытых вселенных и видел, как многие из них прекрасны и удивительны, как завораживающе их великолепие. Миры абсолютно не похожие на что-либо существующее в мире нашем! Но попадались и такие, где сама атмосфера губительна и чужда живому существу. Где царит разрушительный, утопический хаос, где душу гнетет и отчуждает от всего светлого. Мрак и холод, пустота и безысходность. И боль, настоящая воплотившаяся в реальность боль. Но я думаю, в этом может быть и наша вина, ведь мы не даем им взрасти… развиться?

— Не знаю, — ответил Василий, — Еще неизвестно что вырастет из такой вселенной. Впрочем, это личный выбор каждого. Если в мире существует столько насилия, значит кому-то оно необходимо. Ты знаешь, — он вдруг повернулся к своему ангелу, — теперь я ясно чувствую свою вселенную. Она там! И я не желаю больше иметь ничего общего с этим миром…

С этими словами Василий повернулся к стене и вдруг, оторвавшись от земли, полетел к ней. У него не выросли крылья, он не превратился в какое-то иное существо, он просто и легко начал скользить по воздуху как осенний листок, подгоняемый ветром. Приблизившись к сотам с мерцающими в них кирпичами сознаний, он устремился ввысь. Сперва могло показаться, что его плавно тянут вверх невидимые тросы, но легкость с которой он летел, тут же отметала эту версию.

— Это делает он сам? — удивилась Анастейд, обращаясь к Дриммейну.

— Сам. Я ничем не помогаю ему.

— Невероятно!