Москва-Поднебесная, или Твоя стена - твое сознание

— Вы кто такие? Я вас не знаю! — ощетинился Богдан, опасливо поглядывая на девушку-милиционера, которая, шипя змей, приближалась к нему, источая флюиды такой ненависти, от которой у вора-рецидивиста похолодело в желудке.

— Вера Степановна, не надо! — остановил ее Гор, — Не надо. Он не нарочно…

— Как же, — ответила она, и глядя в упор на преступного Мамедова предупредила, — если он умрет, я тебе, чурка немытая, сердце вырву!

— Вера Степановна, ну уж это вам совсем не к лицу! Спасем мы вашего майора.

Услышав это, Богдан быстро моргнул и воровски огляделся, но нигде ненавистного врага своего не увидел. Настороженно поглядывая на Верочку он встал и с тоской умалишенного, окинул взглядом колышущиеся воды. Тут к нему подошел Нистратов.

— Ты меня помнишь? — вкрадчиво спросил он.

— Нет! — отрезал Богдан.

— А ведь ты мой… — обреченно закивал Елисей, пытаясь родить в своей душе чувство приязни к уголовнику. Однако никак это у него не получалось, — Альтерстент! — выдохнул он.

— Чево? — физиономия Мамедова вытянулась, словно к подбородку ему подвесили гирю, — Кто, кто?

Судорожно досрочноосвобожденный пролистнул в памяти справочник тюремных жаргонных понятий, и слова такого в нем не нашел, однако всем сердцем чувствовал, что означает оно непременно что-то пакостное и противоестественное. Он ощетинился и грозно замахнулся на Елисея сухонькой ручонкой с венчающим ее маленьким жилистым кулачком.

— Убью! — пригрозил он.

— Ты не так меня понял… — оправдался Нистратов, улыбнувшись как-то совсем уж нелепо, от чего стал вдруг похож на известного всей стране певца Маросеева, главным талантом которого являлась его притягательно-тошнотворная «голубая» репутация.

— Не подходи, пидрило! — испуганно заявил Мамедов пытаясь отступить. Тут он нащупал сзади ботинком что-то твердое, металлически звенькнувшее на ступенях и неестественно выгнувшись, не глядя, схватил тяжелый предмет, имея целью поразить им посягнувшего на его мужскую честь врага. Однако предмет оказался не только необыкновенно тяжелым, но вдобавок еще и запредельно холодным. Обжигающе ледяным. У рецидивиста моментально онемели руки и он импульсивно откинул от себя страшную находку.

С шипением младенец-Загробулько коснулся воды, раздался булькающий звук и он начал погружаться в глубину, стремительно и неудержимо, словно скоростной лифт, оставляя за собой шлейф мелких пузырьков.

— Вифа-ааа!!! — закричала Верочка истошно и бросилась следом, но тут же ее подхватил Гор и она, рыбкой затрепыхавшись в сильных мужских руках, увидела лишь, как исчезает в сгущающейся глубине синее облачко, мерцая голубоватыми бликами будто чудесный, недостижимый теперь никогда, бриллиант.

ФИЛОСОФ

Пламя, возникшее в результате взрыва в отсеке № 113, грандиозного сооружения «Плаком», как об этом не мечтал генерал Жирков, не причинило ни малейшего вреда Василию, холодильнику и белокрылому ангелу. За долю секунды до взрыва, троица растворилась в воздухе и молниеносно перенеслась в свою квартиру, расположенную, как и прежде, в ничем не примечательном, двенадцатиэтажном доме, стоящем в одном из районов столицы. Этого, однако, никто из присутствующих на допросе не заметил. Все были уверены, что с преступниками покончено навсегда.

— Мы доведем это дело до конца! — рассерженно Василий прохаживался по комнате взад-вперед. Мысли его хаотически метались, но волю гневу он не давал.

Холодильник, задумчиво привалившись к стене с обоями, выцветшими от времени, гулко стонал, а ангел, кружа возле него, прикосновениями своих чудесных пальцев лечил ему побои. Вмятины, как только прикасался к ним небесный сын, нагревались нежным теплом и словно просыпающийся с утренним солнцем бутон цветка, расправлялись, становясь гладкими и чистыми.

— Болваны! — ругался Василий, глядя в окно на бродящих по улицам прохожих.

— Дело не в них, — успокаивал его ангел.