Москва подземная

Ходило среди студентов поверье, будто 11 апреля (по новому стилю), в «день всех тайн», университетские духи отправлялись к Сухаревской башне совершать свой, невидимый людям, обход. Зачем это надо нечистой силе – никто не знал. Полагали, что там открываются в этот день разные тайны. А какой же студент устоит перед соблазном и самому получить ответы на многие вопросы!

Придут ли деньги от родных? Как будут сданы экзамены? Стоит ли волочиться за госпожой N? У кого можно занять денег? Какие достанутся вопросы на экзамене?.. Да мало ли что еще волновало студенческую душу!

Вот и тянулись они 11 апреля, вслед за университетскими духами, к Сухаревской башне, где вечером этого дня витал вышедший из подземелья призрак самого Якова Брюса – сподвижника Петра Великого, ученого, политика и чародея.

Но в начале XX века традиция «закатывания империала» сошла на нет. Наверное, не по карману стало студентам расшвыривать золотые монеты. Да и полы в университете научились настилать без щелей.

При советской власти у учащихся вузов к духам стало другое отношение. Задиристые молодые атеисты не почитали их, а если и призывали нечистую силу на помощь, то лишь во время сессии, да и то мысленно и тайком от всех.

А ходить к Сухаревской башне 11 апреля студенты вообще перестали.

Лишь Татьянин день по-прежнему отмечается весело и от души.

Известный в конце XIX и в начале XX века писатель Николай Телешов вспоминал об этом празднике: «Этот день ежегодно начинался торжественной обедней в университетской церкви. Много-много лет праздник этот справлялся по заведенному порядку: сначала обедня, потом молебен, потом в актовом зале традиционная речь ректора или одного из почтеннейших профессоров…

Затем толпы молодежи шли „завтракать“ в ресторан „Эрмитаж“, где к этому завтраку ресторан приготовлялся заблаговременно: со столов снимали скатерти, из залов убирались вазы, растения в горшках и все бьющееся и не необходимое. Здесь до вечерних часов длился этот „завтрак“ – чем позднее, тем шумней и восторженней.

Ближе к вечеру ораторы уже влезали на столы и с высоты со стаканом в руках, окруженные пылкими слушателями, произносили пылкие речи. Вокруг кричали громкими голосами кто „браво“, кто „ура“ и запевали разные студенческие песни, чокались вином, и пивом, и шампанским, и водкой – у кого на что хватало средств. Потом разъезжались на тройках и лихачах в загородные рестораны, куда потихоньку ползли также и простые извозчики, так называемые „ваньки“, с нависшими на санях, где только возможно, юнцами, а также плелись пешком малоимущие. Но там, в загородных ресторанах, уже не разбиралось, кто может платить, кто не может: все были равны…»

На крик и стон

Созданная при Петре I тайная канцелярия имела в Москве несколько адресов. Но при каждом новом переезде грозного учреждения следом перебирались и старые привидения и духи.

Досужие москвичи поговаривали, что вывелся особый вид нечисти, которая не просто откликается на стоны и крики мученников-арестантов, но и набирает от этих страшных звуков силу.

В двадцатых годах XVIII века тайную канцелярию перевели в самый центр Москвы – в дом на углу Мясницкой улицы и Лубянской площади.

Когда в этих застенках пытали с пристрастием, то крики несчастных доносились аж до Кремля. По ночам москвичи видели на стенах здания какие-то блики и светящуюся дымку. И знатоки объясняли, что это либо духи темницы, не выдержав страданий людей, выходят наружу, либо – гуляют привидения замученных и тайно захороненных арестантов.

Духи надоумили

Степана Ивановича Шешковского знали, боялись и люто ненавидели в двух столицах все: от великосветских баловней судьбы до самых опустившихся нищих.

Известность и ненависть он приобрел, еще когда служил во времена Елизаветы Петровны в Тайной канцелярии. Рядовой чиновник Шешковский обратил внимание начальства тем, что умело допрашивал людей, составлял толковые донесения и ловко втирался в доверие.

Он мог бродить по городу под видом торговца квасом, гулять в трактире, как подвыпивший матрос, или разъезжать по улицам в телеге, груженной углем, и, не вызывая подозрений домовладельцев, предлагать им свой товар.

Начальство ценило расторопность и рвение Степана Ивановича и ласково называло его «наш проказник».

Когда Петр III уничтожил в 1762 году страшное учреждение – Тайную канцелярию, Шешковский короткое время был не у дел. Но вот к власти пришла Екатерина II, и его талант снова понадобился.

Сменилось название учреждения, изменилась должность Степана Ивановича, другим стало и прозвище. При новой императрице Шешковский стал обер-секретарем Тайной экспедиции I департамента Сената, короче говоря, возглавил политический сыск.

А за глаза его теперь величали не «проказником», а «вездесущим».

С. И. Шешковский. Его знали, боялись и люто ненавидели в двух столицах все: от великосветских баловней судьбы до самых опустившихся нищих