Москва подземная

«…Как товарищ мой Камчатка сведал обо мне, что я в каменном мешке, то есть в тюрьме водворяюсь, то взяв калачей, пришел ко мне якобы для подачи милостыни, и давал колодникам по калачу, а мне подал два и при том сказал:

– Триока калач ела. Стромык сверлюк страктирила.

Я понял, что в калаче спрятан ключ для отпирания цепей, и ответствовал товарищу.

– Зрю чижейку. А чиж то скор-скор, прыг по клетке и во двор.

Погодя малое время, послал я драгуна купить товару из безумного ряду, т. е. вина…

Как оной купив и я выпив для смелости красоулю, пошел в нужник: в котором поднял доску, отомкнув цепной замок из того заходу ушел.

Хотя погоня за мной и была, токмо за случившимся тогда кулачным боем, от той погони я тогда спасся, прибежал в Татарской табун, где усмотрел Татарского мурзу, который в то время в своей кибитке крепко спал, а в голове у него подголовок стоял.

Я привязал того татарина ногу к стоящей при его кибитке лошади, ударил ту лошадь колом, которая онаго татарина потащила во всю прыть, а я схватя тот подголовок, который был полон монет и сказал: неужели татарских денег в Руси брать не будут?!

Пришел к товарищам своим и говорил: на одной недели, четверга четыре, а деревенский месяц с неделей десять, т. е. везде погоня нас ищет. Пошли мы на пристань, переехали чрез Волгу, в село Лысково, переменя на себе платье, за тем, что в том стали нас много знать.

В то же время, не знамо откуда взялось шесть человек драгун, которые стали нас ловить. Камчатка побежал от меня прочь, при том сказал, что он увидится со мной на последнем ночлеге, как буду ехать в телеге, и побежал чрез постоялые дворы на Макаровскую пристань…

…Я с народом переехал, прибежал в торговую баню, в которой разделся, вышел на двор, где усмотрел, что драгуны около той бани стали.

Я вскочил обратно в баню, связав свое платье, бросил под полок, оставя одни только портки, взял из той бани побежав на гобвахту к караульному офицеру объявил: что не знаемо какими людьми будучи в бане, деньги, платье и при том пашпорт у меня украдены.

Офицер видя меня нагова, дал мне салдацкой плащ отослал в Редькину канцелярию, а как приехал полковник Редькин, то спросил какой я человек?

… я о себе объявил, что я Московский купец, парился в бане, где платье и несколько денег, при том же данный мне от Московского Магистрата пашпорт украли. Он приказал меня письменно допросить, как стал подъячей меня допрашивать, то я шепнул на ухо: тебе будет друг, муки фунта два с походом: т. е. кафтан с камзолом.

После пришел тот часовой от которого прежде я ушел. Я согнулся дугой, и стал как другой, будто и не я; почему и не признал он меня, а Редькин приказал еще спросить торгующих на той ярмонке Московских купцов: подлинно ли я купец? Чего ради тот подъячей для показания к тем купцам меня водил, и по знакомству торгующей в питейном погребу тово подъячова в том уверил, что подлинно я Московский купец.

Пили у нево разные напитки, от чего зделались пьяни, и обратно в канцелярию пошли, объявили о том сыщику Редькину, от коего приказано было дать мне пашпорт, которой я на два года получив, пошел в город Нижний в ряды где ухватили меня три человека драгун за ворот, называя беглым. Я хотя и отговаривался, и казал данной мне из канцелярии Редькина пашпорт, однако повели они меня к себе. Я не знал, как от них отбыть, усмотря же у одного двора стоящую с водой кадку: вырвавшись у них, ступил на оную, перескочил чрез забор на тот двор, а с того двора в сад, прибежал на сокол гору к Ильинской решетке к своим товарищам, говорил им: спасиба Петру, что сберег сестру, т. е. ушел, сели в кибитки, которые были для отъезду приготовлены, приехали в Москву».

Менее опасные способы

В Первопрестольной Ванька Каин и его товарищи вовсю распоясались. Что ни день – «то грабеж, то кутеж». Много раз его ловили, но удачливый вор и разбойник выкручивался. Частенько, после очередного побега, он по нескольку дней отсиживался в московских подземельях. Подельники доставляли ему туда еду, свечи и сообщали городские новости.

Удачные преступления и побеги вначале не вскружили Каину голову. Понимал он, что рано или поздно за свое лиходейство придется расплачиваться. И Ванька, наконец, находит новые, менее опасные для него, способы обогащения.

В середине декабря 1741 года он вдруг сам явился в Сыскной приказ и предложил свои услуги в поимке преступников в Первопрестольной.

Ванька сообщил руководителю этого карательного органа, князю Крапоткину, что знает многих воров, разбойников, беглых арестантов, – не только в Москве, но и в ближних от нее городах, лесах и дорогах.

Обеспокоенный ростом преступности, князь Крапоткин, хоть и с сомнением, но принял предложение Каина и велел ему писать челобитную на имя самой государыни Императрицы.