Москва подземная

«Я, Иван Осипов, по прозванью Каин, родился во время царствования Государя Императора Петра Великаго в 1715 году, от подлых родителей, обитающих в столичном Российской Империи городе Москве.

Служил я в том же городе у гостя Петра Димитриевича Филатьева; и что до услуг моих принадлежало: то со усердием должность мою отправлял, такмо вместо награждения и милостей, несносные от него побои получал.

В одно время видя его спящего, отважился тронуть в той же спальне стоящего ларца его, из которого взял денег столь довольно, что нести по силе моей было полно…

Висящее же на стене платье ево на себя надел, и из дому тот же час не мешкая пошел; а более за тем поторопился, чтоб от сна он не пробудился, и не учинил бы за то мне зла. В то время товарищ мой Камчатка дожидался меня у двора. Вышел со двора, подписал на воротах: пей воду как гусь, ешь хлеб как свинья, а работай черт, а не я.

Пришел к попу на двор чрез забор: отпер в воротах калитку, в которую взошел ко мне товарищ Камчатка. В то время усмотрел нас лежащий на том дворе человек, который в колокол рано утром звонит, то есть церковный сторож, вскоча спрашивал нас: что мы за люди и не воры ли самовольно на двор взошли?

Тогда товарищ мой ударил ево лозой чем воду…

Потом взошли к попу в покой; но более ничего у него не нашли, кроме попадьи ево сарафан, да ево долгополой кафтан, который я на себя надел, и со двора обратно с товарищем своим пошел. Дорогою у рогаток часовые хотя нас окликали, токмо думаю, что меня попом, а товарища моего дьячком признавая, нас не одержали, и мы пришли под каменный мост, где воришкам был погост, кои требовали от меня денег, но хотя и отговаривался, однако дал им двадцать копеек, на которые принесли вина, при том напоили и меня…»

Так начинались воровские похождения Ваньки Каина, и продолжилась жизнь его по принципу: «работай черт, а не я».

Так начиналась его исповедь в московских застенках.

«Слово и дело!»

Разбойничал и воровал он не только в Москве.

Сохранились признания Ваньки Каина о его преступлениях по пути и на самой Макарьевской ярмарке.

«…Будучи в дороге, не доходя города Вязников, попал нам встречу, едущий по дороге с соломою на лошади, крестьянин, которого спрашивали мы, где того города живет воевода? Но он был в то время сыр, то есть пьян, почему бранить нас стал. Мы, схватя ево с возу, привязали к дуге, а имеющуюся на телеге солому зажгли, от чего та лошадь бросилась в сторону, скакала по полям, покаместь остались передки, с которыми и с тем привязанным мужиком, прибежала в свою деревню…

Потом пришли на ту Макарьевскую ярманку, подошли к Армянскому анбару, где товары сваливают, я усмотрел в том анбаре тех армян деньги, которыя достать себе старались изыскивая способы. И чрез скорое время, по утру вышел из того анбара один хозяин, и пошел для покупки в мясной ряд мяса, а мы велели одному из нас как оной будет подходить к гобвахте, закричать на ево караул! А как взяти они на ту гобвахту были, мы прибежали к тому анбару, в котором оставлен был ево товарищ, сказали ему о том, что он взят под караул: почему оной запер тот анбар, пошел на гобвахту, в тож время взошед мы в оной, взяли 2 кисы 3 мешка с деньгами.

По прошествии несколькаго времени, пришел я на гостиный двор, где увидел, как в колокольном ряду купцы считали серебряные копейки, и сочтя положили в лавке покрыв циновкой.

Я сел под прилавок, и изобравши время, вскочил в ту лавку, взял из под циновки кулек, думая, что деньги, но в нем положен был серебряной оклад…

Я с тем кульком был поиман и приведен в светлицу, где те купцы пишут, т. е. в контору. Взяли они у меня пашпорт, и раздев, стали бить железной сутугой.

Я видя оное не мог более сыскать себе к избаве способу, и запел старинную свою песню (т. е. сказал: слово и дело) по которой отправлен был в Редькину канцелярию…»

«Слово и дело!»… Пожалуй, на Руси в те времена – самая страшная фраза и для знатных людей, и для холопов, для законопослушных и для преступников. Услышав ее, любой человек обязан был доносить в тайную канцелярию. И горе тому, кто не сделает этого. Арест, подвал, пытки, избиения, допросы, каторга ожидали за недонесение.

Тысячи людей на Руси умирали от издевательств в застенках тайной канцелярии только из-за одной роковой фразы.

Дворяне и крепостные крестьяне, чиновники и купцы, солдаты и офицеры, мещане и казаки, уголовники разных мастей – всех их держало в страхе «Слово и дело!». Трудно было уберечься от доносов и подложных обвинений, за которыми, как правило, следовали аресты, расправы, казни, долгие тюремные сроки.

Вернувшись в Москву, Ванька смекнул, что можно и впредь безотказно применять роковую фразу «Слово и дело!».

И применял…

Только в Первопрестольной, по приблизительным подсчетам, Каин своей страшной «старинной песней» погубил несколько сот человек.

И снова арест и побег

Из канцелярии полковника Редькина, который руководил в Нижнем Новгороде и его окрестностях борьбой с преступностью, Ваньке удалось бежать. Помог ему в этом друг и подельник.