Москва. Путь к империи

По пути настроение людей изменилось. Им захотелось принять участие в грабежах. Дом чиновника Шорина, собиравшего с народа пятую деньгу, они разграбили вмиг, схватили сына его пятнадцатилетнего. Тот заблаговременно переоделся в одежду простолюдина, хотел обмануть толпу, выжить. Возраст у него был такой, когда уж очень жить хочется, когда человек начинает понимать ценность бытия, и это прозрение уже делает любого страстным жизнелюбом. Сына Шорина многолюдная толпа узнала. Юношу схватили.

На счастье подоспел посланный царем князь Иван Андреевич Хованский. «Не берите грех на душу, не губите парня!» — просил он, а толпа ему отвечала на это шумно: «Ты человек добрый. Нам до тебя дела нет. Скажи царю, чтобы он поскорее учинил сыск и выдал нам виновных!»

Князь Хованский уехал в Коломенское, толпа с сыном Шорина направилась туда же. «Ты не реви, как младенец, и не дрожи, — говорили люди пленнику. — Мы тебя не убьем. Сейчас скажешь царю-батюшке, что вытворял твой отец, и будешь жить!» Сыну жить очень хотелось.

Толпа встретилась с такой же толпой, возвращавшейся из села Коломенского. Вожаки, схватившие сына Шорина, уговорили возвращавшихся повернуть назад. Мол, у нас есть доказательства, зачем ждать, пока царь учинит сыск? Мы ему поможем. Усилившись, толпа хлынула к царю, не понимая, что Алексей Михайлович без дела эти грозные часы не сидел. Выходя из города, люди даже не обратили внимания на то, что за ними вдруг закрыли ворота: знак тревожный, но толпу не встревоживший. В Москве в это время уже вовсю работали бояре во главе с князем Куракиным, а к Коломенскому спешили три тысячи вооруженных стрельцов. Готовилась расправа. Толпа этого не замечала.

Она ворвалась на царский двор. Алексей Михайлович, проявив исключительное самообладание, спокойно выслушал бредовый лепет сына Шорина, повелел взять юношу под стражу.

«Если не выдашь бояр, — рявкнул кто-то из толпы, — то мы сами схватим их и вышибем палками из них мозги!»

И в этот момент царь отдал приказ подоспевшим стрельцам: «Хватайте бунтовщиков!»

Хорошо организованный отряд воинов принялся за привычную для себя работу. Толпа с ревом разбежалась, но более ста пятидесяти человек, стремясь спастись, утонуло в Москве-реке и еще больше было убито стрельцами. В Москве Куракин тоже старался вовсю: его слуги схватили около двухсот грабителей.

Затем началась расправа.

Почти сто пятьдесят бунтовщиков повесили неподалеку от Коломенского. Многих пытали, отрубали руки, ноги. Кому-то повезло чуть больше: их клеймили буквой «б» — бунтовщик — и отправляли с семьями на вечное поселение в отдаленные уголки страны: в Сибирь, на Терек. Медные деньги, однако, были в обороте еще год. Когда серебряный рубль стал стоить пятнадцать медных рублей, царь наконец отменил медные деньги.

Внутренняя неурядица вынудила Алексея Михайловича забыть о продолжении войны с Польшей. Три последующих года русские дипломаты пытались найти общий язык с поляками. С трудом удалось заключить перемирие до июня 1665 года. И лишь 12 января 1667 года Русское государство и Польша подписали договор о перемирии до июня 1680 года. Андрусовский договор вернул Москве многие земли, но некоторые историки считают, что русский царь, успешно начавший войну в 1654 году, мог взять у поляков больше. Мог. Если бы у него было чем брать, если бы страну не трясло изнутри.

Андрусовский мир был заключен очень своевременно: на юге Русского государства зарождалось восстание Степана Разина. Можно с уверенностью сказать о том, что если бы польские дипломаты предвидели, какой ущерб нанесет Москве этот лихой атаман, то вряд ли итоги перемирия 1667 года были бы столь же выгодными для русского царя.

Восстание Степана Разина

У Москвы, как когда-то у Рима, были свои галлы в лице шведов, литовцев и поляков; Москва имела своего яростного и непримиримого Ганнибала в лице сразу нескольких крымских ханов — Менгли-Гирея, Девлет-Гирея, Казы-Гирея… У Москвы были свои этруски в лице великих киевских князей… Москве не хватало только собственного Спартака. И он появился (хотя, конечно, говорить о параллелях в истории двух классических империй — Римской и Российской — можно лишь с оговорками).

Московский Спартак даже имя имел очень созвучное с римским — Стенька Разин, Степка Разин, Спартак. Жизненные пути их, воинские подвиги, личностные качества, отношение к людям, зверства имеют много уникального, как уникальна в своих деталях история Апеннинского полуострова, Средиземного моря, Москвы, Московского пространства, Восточной Европы, как уникальна и неповторима жизнь любого человека на Земле. И все же есть у того и другого вождей восстаний и нечто общее.