Чтобы лишний раз убедиться в этом, достаточно вспомнить, как Чингисхан отправил решать религиозные проблемы на тот свет верховного жреца монголов, когда тот перестал ему подчиняться. Никаких иллюзий!
Православная русская церковь приняла навязанные мудрыми ханами дары, но добились ли повелители Орды проводимой ими политикой желаемых результатов? На этот очень важный вопрос существует несколько противоположных ответов, и все они, несмотря на их противоположность и даже антагонистичность, больше дополняют друг друга, чем противоречат, как это ни покажется странным.
«XIV и начало XV веков — золотое время основания монастырей: за один XIV век было основано 80 монастырей, то есть почти столько же, сколько за предшествующие три века вместе (87 монастырей), а в первую половину XV века — 70 монастырей»[122]
. Данный факт говорит о многом. Если в XI–XIII веках на территории Руси был зафиксирован быстрый рост городов, то после нашествия Орды эта тенденция если и сохранилась (города продолжали возникать в разных точках Восточной Европы), но темп был потерян. Количество же монастырей наоборот росло. Причем монастыри возникали и в обжитых землях, и в глухих лесных углах, еще не тронутых боярской и княжеской эксплуатацией. Нельзя сказать, что появление монастыря под боком у сельских жителей всегда приветствовалось последними. Но князья и бояре поддерживали монастыри, вообще церковь, часто в своих духовных грамотах отписывали им земли, деньги, другие богатства, потому что не хотели отдавать дары Русской земли, результаты своего труда и труда своих подданных Орде. Они как будто забыли на время правило, что где деньги, там и власть, что церковь разбогатевшая может возвыситься, подмять под себя и князей, и бояр, и купцов, и воинов, не говоря уж о простонародье. Светская власть, подыгрывая власти духовной в XIV и в начале XV века, будто бы не чувствовала угрозы со стороны усиливавшейся год от года церкви, и в этой недальновидности кроется некая тайна, некая необъяснимость.Ряд ученых, впрочем, объясняет все очень просто: монастыри были задуманы как форпосты борьбы против ордынцев и других внешних врагов, на территориях монастырей, по мнению этих историков, не только хранился в целости и сохранности до лучших времен кладезь русского духа, но и велась боевая подготовка русских воинов, таких, как Ослябя и Пересвет. Кроме того, монастыри, согласно приверженцам данной версии, являлись мощными крепостными сооружениями…[123]
Факты опровергают эту простую, но явно надуманную версию. Как всем хорошо известно, на поле Куликовом сражались лишь княжеские дружины и ополченцы. Ни один русский монастырь, не говоря уж о митрополите Киприане, не послал в войско Дмитрия Ивановича сколько-нибудь крупного отряда, хотя отдельные воины, такие, как иноки Ослябя и Пересвет, сражались на поле Куликовом. А Дмитрий Иванович перед битвой отправился за благословением на бой не к митрополиту всея Руси, а к игумену одного из новых монастырей Сергию Радонежскому, и не потому, что у него произошел разлад с Киприаном, а только лишь потому, что просить благословения на войну с теми, кто облагодетельствовал Православную церковь, у официального лица этой церкви было бы и недипломатично, и стратегически неоправданно, что и доказали события последующих десятилетий…
Вышесказанное может вызвать у читателей вполне объяснимое возмущение и строгий вопрос: «Уж не хочет ли автор заявить о том, что Православная русская церковь, а также те бояре и князья, купцы и ремесленники, бедные и богатые русские люди, которые отписывали церкви значительную часть своих состояний, а часто сами покидали мир и уходили в монастыри, предавали тем самым Русь, прельщаясь лакомым, необлагаемым ордынским налогом кусочком?! Не обвиняет ли автор Русскую церковь?!» Нет! Автор склоняет голову перед ней.