«В полемике Грозного с Курбским вскрывался истинный характер «избранной рады», которая, очевидно, служила орудием не бюрократически-боярской, а удельно-княжеской политики, и делала ограничения царствующей власти не в пользу учреждений (думы), а в пользу известной общественный среды (княжат)…
Такой характер оппозиции привел Грозного к решимости уничтожить радикальными мерами значение княжат, пожалуй, даже и совсем их погубить. Совокупность этих мер, направленных на родовую аристократию, называется опричниной. Суть опричнины состояла в том, что Грозный применил к территории старых удельных княжеств, где находились вотчины служилых князей-бояр, тот порядок, какой обыкновенно применялся Москвой в завоеванных землях. И отец и дед Грозного, следуя московской правительственной традиции, при покорении Новгорода, Пскова и иных мест выводили оттуда наиболее видных и для Москвы опасных людей в свои внутренние области, а в завоеванный край посылали поселенцев из коренных московских мест… Лишаемый местной руководящей среды завоеванный край немедля получал такую же среду из Москвы и начинал вместе с ней тяготеть к общему центру — Москве. То, что удавалось с врагом внешним, Грозный задумал испытать с врагом внутренним. Он решил вывести из удельных наследных вотчин их владельцев — княжат и поселить их в отдаленных от их прежней оседлости местах, там, где не было удельных воспоминаний и удобных для оппозиции условий, на место же выселенной знати он селил служебную мелкоту на мелкопоместных участках, образованных из старых больших вотчин. Исполнение этого плана Грозный обставил такими подробностями, которые возбудили недоумение современников»[174]
.О недоумении современников, надо полагать, Иван IV Васильевич думал меньше всего. Дело-то он задумал не только объемное по масштабу и глубине, но и очень опасное. А вдруг у него ничего не получилось бы?! Вдруг бояре да князья, да и священнослужители, среди которых было немало представителей так называемой оппозиционной аристократии (по С. Ф. Платонову), олигархии (по Н. М. Карамзину), то есть представителей рода Рюриковичей, не смирятся с приговором, соберутся воедино, поднимут верных своих воинов и сметут с лица земли реформатора вместе со всеми его амбициями?
История говорит ясно: такого не случилось. Логика событий подсказывает, что одряхлевший в шестисотлетней борьбе с внешними врагами и между собой род не способен был на организованное сопротивление опричнине. Но это сейчас ясно, по прошествии 434 лет. А каково было Ивану IV Васильевичу, когда он, видимо, наслушавшись советов Вассиана и его единомышленников, решился объявить в стране опричнину, которую вполне можно назвать самой настоящей гражданской войной.
В 1564 году это случилось.
К этому времени русские одержали ряд побед в Ливонской войне, которая еще в 1562 году, после разгрома Ливонии, когда Швеция и Польша потребовали от Ивана IV Грозного очистить завоеванные земли, превратилась сначала в войну против Польши, а позднее — и против Швеции. В 1564 году русские войска захватили почти всю территорию современной Белоруссии. Положение Москвы казалось прочным. Жители завоеванных областей «уличены в тяготении, вследствие схизмы, к московитам; они публично молятся о даровании московитам победы над поляками», — писал Поссевин[175]
.Но положение русских не было столь прекрасным, и в первую очередь понимали это два человека: талантливый полководец Андрей Курбский, сбежавший в Литву, и царь Иван Грозный, который в силу монаршего своего положения видел многосложность и опасность ситуации для окруженной со всех сторон противниками и врагами страны, уставшей постоянно воевать.
Многие бояре побаивались усиления самодержавия и единовластия Ивана IV Васильевича, они отговаривали его от войны с Ливонией. В их доводах было много смысла: действительно, после завоевания Казани и Астрахани логичной была бы мирная передышка для освоения новых областей. Но неутомимый Иван IV рвался в бой. Ему мешали разные советчики, он переживал каждую неудачу чрезвычайно сильно, как может переживать очень мнительный человек, подозревал всех советчиков-бояр в злых намерениях. Он торопил события.
В конце года царю доложили о том, что из Литвы в сторону Полоцка продвигается крупное войско, а с юга на Москву идет Девлет-Гирей. И в этот момент Иван IV Васильевич решил устроить всенародный спектакль, который Н. И. Костомаров, например, считает комедией, сыгранной перепуганным царем. Но бояться-то Ивану было нечего! К тому времени, когда эта «комедия» началась, то есть 3 декабря, Девлет-Гирей уже повернул от Рязани назад, в родные степи, и на западе дела слегка улучшились: не пошли литовцы на Полоцк. Да и не военные дела тревожили в те дни русского самодержца, а дело гражданское. Тут нужно было поиграть.