Москва. Путь к империи

Стрельцы и этой сплетне поверили. Спали они в ту роковую ночь мало. А в полдень 15 мая кто-то в толпе стрельцов крикнул: «Нарышкин задушил царевича Ивана!» И толпа взорвалась. С оружием в руках стрельцы бросились в Кремль. Кто-то, тяжело дыша, вспомнил: «Царевича Дмитрия сгубили 15 мая и царевича Ивана!» Это лишь подлило масла в огонь. Стрельцы бежали шумно, их провожал набатный звон колоколов, барабанный бой; москвичи в страхе перед неизвестным бросались в стороны от бегущего на штурм Кремля воинства. И шорох боевых знамен, созвучный дыханию людей, сопровождал стрельцов.

Ворота в Кремле закрыть не успели. Там мирно стояли кареты бояр, собравшихся обсудить сложившееся положение. Бояре в подобных случаях всегда опаздывают.

«Нарышкиных!» — яростной нотой взвыл воздух, и полетели вверх колесами кареты, а вместе с ними и кучера. Бояре в ужасе забегали по дворцу: «Что же делать?! Что же делать?!»

Делать им теперь было нечего. Теперь пришло время стрельцов, время краткое и потому очень страшное.

«Иван Нарышкин задушил Ивана Алексеевича! — безжалостен был голос сотен людей. — Отдайте нам губителей Нарышкиных!»

Ловко сработала Софья — смелая девица, нечего сказать. В такие игры с буйным воинством играть не решались даже самые бесшабашные мужчины. А тут на тебе — царевна Софья возбудила дикие, живодерские инстинкты в регулярном войске.

Некоторые бояре, самые везучие, выбежали из Кремля. Другим осталось лишь искать себе укромные местечки — расправы боялись все.

Царица Наталья по совету Матвеева и Иоакима взяла за руки Петра и Ивана Алексеевичей и вышла на Красное крыльцо.

«Вот они перед вами, оба царевича. Их никто не думал убивать». Стрельцы на мгновение опешили. Они зашли уже слишком далеко. Злоба их распалила. Не поверили они, спросили: «Ты точно и есть прямой царевич Иван?» Иван Алексеевич спокойным голосом ответил им: «Да, я Иван, сын Алексея Михайловича. Никто меня не собирался убивать. И врагов у меня нет».

Могли стрельцы здесь поставить точку? Нет. И причина их готовности крушить все — в решениях уже упоминавшегося Собора служилых людей, объявившего, что стране нужны новая армия, новые взаимоотношения между царем и армией. Стрельцы — а в них было очень много от казацкой вольницы! — России больше были не нужны. И они с этим смириться не могли. Они пытались что-то предпринять, Софья предложила им шанс отличиться. Они, не подумав, куда заведет их эта авантюристка (почему-то ее так редко называют, хотя все ее действия — чистой воды авантюра), ринулись в бой.

«Пусть Петр отдаст царский венец старшему брату! — кричали стрельцы. — Выдайте нам всех изменников! Выдайте нам Нарышкиных; мы весь их корень истребим! Царица Наталья пусть идет в монастырь!»[264]

Это был бунт, возглавляемый Софьей Алексеевной Романовой, но справиться с ним Нарышкины не могли.

Смелое решение принял патриарх — он сделал несколько шагов вниз по ступеням Красного крыльца, пытался вразумить стрельцов. «Не нуждаемся в советах! Пришло наше время! Мы сами разберемся, кого ставить на престол!» — крикнули стрельцы и рванулись на Красное крыльцо. Начался самосуд.

Начальник Стрелецкого приказа подал было голос, пригрозил стрельцам виселицей и полетел за эту угрозу на копья. Уже мертвого, его изрубили на куски. Рядом с царицей Натальей и Петром стоял Артамон Сергеевич. Если судить по тем сведениям, которые дошли до сего дня, то можно сказать определенно: зла он людям не желал, знал людей хорошо, но в тот момент, когда Софья пошла в решительную атаку на Нарышкиных, он не имел возможности, говоря военным языком, организовать оборону.

Стрельцы схватили его. Князь Черкасский вырвал боярина из их рук, накрыл своим телом. Воины, еще не совсем озверев, Черкасского убивать не стали, лишь избили князя, сорвали с него одежду, подняли Матвеева и бросили его на копья. Тяжелую жизнь прожил Артамон Сергеевич. Но даже в Пустозерске ему не было так тяжело, как на копьях стрельцов. Впрочем, одно из них, острое, быстро нашло сердце мудрого старца, и на копьях он мучился недолго.

Сорок шесть человек погибло в тот день в Кремле. Обиднее всего им было умирать потому, что у стрельцов, несчастных исполнителей, были в руках списки. Об этом пишут в своих трудах все историки. Списки составили руководители бунта, руководители государственного переворота, то есть царевна Софья и боярин Милославский. И этот список Петр Великий почему-то не вспомнит царевне в 1689 и в 1698 годах. Почему? Может быть, потому, что в тех списках не значился сам Петр, его мать, царица Наталья? Ответить на данный вопрос очень сложно.

Кровь, крики, мольбы о помощи, топот ног по широким коридорам дворца как будто переродили воинов, превратили их в извергов, изуверов… Да нет, нет такого слова ни в одном языке мира, которым можно было бы обозначить поведение тех, кто носился 15 мая 1682 года по Кремлю в поисках жертв.

«Любо ли? Любо ли?» — кричали стрельцы после очередного изощренного убийства.

«Любо! Ох, как любо!» — визжали в ответ те, кто выискивал новую жертву, указанную в списке.