Москва. Путь к империи

У матушки другое было на уме: «Надо поскорее женить сына!» Этим она бы убила сразу трех зайцев: женившись, Петр, согласно обычаям, стал бы совершеннолетним, что остепенило бы его, отвлекло от потех, позволило отодвинуть от престола Софью, строившую против них козни.

«Надо строить флот!» — упрямо повторял сын, и мать не могла отказать, разрешила ему отправиться в Переяславль, где он в том же году заложил на реке Трубеж, впадающей в Плещеево озеро, верфь.

Софья шла своим путем. Мечтая воцариться на российском престоле и уже не скрывая мечту свою ни от кого, она повелела написать свой портрет в короне, с державой и скипетром в руке и с надписью «Самодержица». Портрет получился на славу. Но Шакловитому и Медведеву этого показалось мало. Они повелели украсить работу аллегорическими изображениями семи добродетелей Софьи: разума, целомудрия, правды, надежды, благочестия, щедроты, великодушия. Каждой добродетели царевны были посвящены вирши.

Оттиски с портрета по приказу правительницы печатались на атласе, тафте, объяри, бумаге, и царевна вручала свое драгоценное изображение самым преданным и достойным людям.

Один оттиск она отправила в Амстердам, где по ее просьбе сделали еще более сотни оттисков с надписями на латинском языке, с переводами виршей, чтобы во всех странах знали полное имя и титул Софьи Алексеевны и полюбили российскую «самодержицу» за ее добродетели и суровый округлый лик.

Тем временем Наталья Кирилловна нашла наконец достойную пару своему неугомонному сыну, и 27 января 1689 года Петр женился на Евдокии Федоровне Лопухиной, дочери окольничего Федора Абрамовича Лопухина. Мать была рада, уверенная, что женитьба остепенит Петра.

Но ему, как боту в Яузе, было тесно в семье, в Преображенском, в Кремле, куда он иной раз наведывался в Боярскую думу, в Москве. Он с нетерпением ждал весны и, как только начали вскрываться реки, бросил все мирское, суетное, поехал в Переяславль.

Летом 1689 года вернулся из второго Крымского похода Василий Васильевич Голицын. 8 июля по случаю праздника Казанской Божьей Матери Петр и все царское семейство прибыли на крестный ход. Естественно, что рядом с царем находилась «самодержица» вместе со всеми семью добродетелями. По окончании службы Петр потребовал от Софьи, чтобы на крестный ход она с ним не ходила. «Самодержица» ослушалась царя, взяла образ и вышла к народу. Царь разозлился, не принял участия в обряде, уехал из Москвы.

В начале августа борьба между Софьей и Петром перешла в решающую фазу. В Преображенском собралось «потешное» войско. К Кремлю, к Софье стекались стрельцы. Казалось, ни у кого не могла вызвать сомнение победа царевны. 9 августа Петр через слуг поинтересовался у сестры, с какой целью она собирает в Кремле крупное войско.

Софья ответила, что хочет сходить на богомолье в монастырь (какой, не сказала), а для этого ей очень нужно войско. Ответ не удовлетворил Петра. В ту же ночь из Кремля прибыло несколько стрельцов, доложивших сонному царю, что на него готовится покушение.

Петр перепугался, вскочил с постели, побежал без сапог на конюшню, приказал седлать коня и поскакал в постельном белье в ближайший лес. Он помнил бешеные лица стрельцов, бросавших пять лет назад его самых близких людей на копья, и дрожал от страха, и конь скакал в ночи, чудом находя дорогу. В лесу дрожь стихла. Конь остановился. Подоспели люди. Петр оделся и поспешил в Троице-Сергиев монастырь.

В шесть часов утра он прибыл, напуганный, в лавру. Совсем еще юный, семнадцатилетний, чудом спасшийся, Петр даже с коня не смог сам слезть — так устал. Ему помогли слуги. Он почувствовал себя в безопасности и тут-то заплакал горькими слезами чуть было не убитого юноши. Царь рассказал о своей беде настоятелю, попросил защиты.

Троице-Сергиев монастырь был одной из лучших в России крепостей. Это поняли восемьдесят лет назад поляки. Взять его штурмом было сложно. Но обитель Сергия Радонежского являлась еще и духовной крепостью России, и это понимали все в стране. Рыдающий, испуганный Петр сделал верный ход, сбежав сюда из села Преображенского. Монахи и настоятели монастыря просто не могли не принять человека, которого пять лет назад вся Россия признала своим царем.

И теперь любое движение Софьи, любая ее попытка занять престол означали бы преступление перед законом и перед помазанником Божьим. Некоторое время правительница хорохорилась, но время — каждый день, каждый час — работало против нее.

В эти августовские дни в Москве вновь происходили своеобразные выборы: Петр посылал в столицу грамоты, в которых призывал в лавру стрельцов. Софья перехватывала его гонцов, надеялась собрать в Кремле всех, способных постоять за «самодержицу». Стрельцам предстояло сделать выбор.