Тем временем Александр Кутиков, игравший тогда в составе группы «Високосное Лето», устроился на работу в учебную pечевую cтудию ГИТИСа (Малый Кисловский переулок, 6). Уcтpоилcя не без задней мыcли задейcтвовать данную cтудию по назначению. В его распоряжении были ночные часы и звукоизолированное помещение, оснащённое венгерским стационарным магнитофоном STM, советским стереоагрегатом МЭЗ-62, чешским пультом Tesla и режиссёрской кабиной. «Боевым крещением» Кутикова стала запись песен «Високосного Лета». Получилось не очень хорошо, так как плёнка не передавала того драйва, что был присущ високосникам, когда они выходили на сцену. Но Кутиков не собирался сдаваться и был полон решимости продолжить эксперимент. Поэтому, когда Макаревич обратился к нему с просьбой помочь записать альбом, Кутиков довольно быстро всё устроил, и уже через несколько дней «Машина Времени» приступила к записи, которая продлилась целую неделю. Работа велась ночами, в обстановке строжайшей конспирации. Технология записи была традиционной: вначале на 38-й скорости на один из магнитофонов записывалась ритм-секция одновременно с гитарой. Сверху накладывались дудки и партии соло-гитары. Вокал записывался в последнюю очередь.
«Помню cтpанное ощущение, – вспоминал Андрей Макаревич в книге „Всё очень просто”, – когда мы, измученные, опухшие и небpитые, выходили на Аpбатcкую площадь чаcов в воcемь утpа (пpимеpно в это вpемя пpиходилоcь заканчивать), и я c удивлением видел cвежих, выcпавшихcя людей, cпешащих на pаботу, и вcякий pаз не мог отделатьcя от мыcли, что у них уже cегодня день, а у наc ещё вчеpа, так как мы не ложилиcь и отcтали на cутки».
За эту рекорд-сессию были записаны почти все на тот момент песни «Машины», за исключением ранних. В народе этот альбом ходил под разными наименованиями, наиболее распространённым из которых стало простое, но всем понятное название «Запись с дудками», а Андрей Тропилло скомпилировал на его основе двойной магнитоальбом «День рождения» (основательно подправив звук по своему вкусу).
В июле 1979 года в той же студии ГИТИСа был записан первый альбом группы «Воскресение». Идея этой записи появилась после того, как барабанщик Сергей Кавагоэ и басист Евгений Маргулис ушли из «Машины Времени». Годом раньше они в этой же студии приняли участие в создании альбома «День рождения». Теперь они снова обратились к Кутикову с просьбой помочь записать песни бывшего музыканта «Машины Времени» и «Кузнецкого Моста» Алексея Романова, чтобы таким образом заявить о появлении новой текстовой московской группы.
Андрей Макаревич. 1978 г.
В той записи приняли участие также клавишник «Машины» Пётр Подгородецкий и Алексей Макаревич, выступавший вместе с Романовым ещё в составе «Кузнецкого Моста». Сергей Кавагоэ обнаружил в студии оставленный «Машиной» фирменный синтезатор Crumer, на котором, вспомнив былые времена, записал в ряде композиций клавишные партии. В последний момент в состав группы вошёл неплохой гитарист и обладатель уникальной красоты голоса Андрей Сапунов. Он предложил записать несколько песен Константина Никольского, выступавшего тогда в группе Стаса Намина «Цветы», поскольку хорошо знал его и пел эти песни.
«Вот это здорово было, вот там была тусовка! – вспоминал Алексей Романов
в сборнике „Легенды русского рока”. – Время приёмных экзаменов, всё по ночам, по секрету, приходят музыканты с девками какими-то, с актрисами, с абитуриентками… У нас был мешок кофе, и водка не переводилась…»Интересно, что именно с этого альбома группы «Воскресение» началась история отечественной магнитофонной культуры.
Рассказывает основатель студии «Колокол» Александр Агеев
:«Катушку с записью унёс Александр Арутюнов, звукооператор группы, и… потерял её. Или забыл у какой-то подружки. Но именно из-за этого случая запись популярной группы моментально появилась в студиях звукозаписи. А вот Макаревич свою запись почему-то зажал, и в результате альбом „Машины Времени” появился позже. И если до этого случая в студиях звукозаписи шёл только иностранный рок-н-ролл, то с «Воскресения» начался советский рок…
Я сразу затащился от этих песен, мы их переписали, и началось дикое распространение! Впрочем, сначала, как каждая новинка, „Воскресение” шло медленно. Но потом – всё быстрее и быстрее. Бывало, что люди приходили писать Запад и западали на русское название:
– А это у вас что?
Сколько копий „Воскресения” я сделал за всю жизнь? Сосчитать это невозможно! А ведь тогда никакой рекламы не было, никто ни Романова, ни Никольского в глаза не видел. Но на них был дикий спрос!
А потом мы стали выискивать всё, что у нас выпускается. Мы уже сами стали делать предложения: вы записали альбом и сидите с плёнкой, но вы же хотите, чтобы её слушали? Мы поможем вам её распространить!
Мы были нужны. Мы не приносили никакого вреда, как сейчас говорят, называя нас „пиратами”, мы просто были тем проводом, который существовал между слушателем и исполнителем…»