Москва – Сатурн

Салон катера разительно отличается от салона челнока. Если «Константиново» рядами пассажирских кресел и проходом между ними напоминает старинные самолёты, то «Айседора» скорее ассоциируется с быстроходным морским глиссером. Ну или настоящим катером, только увеличенным в размерах. Пассажирских мест очень мало, зато вокруг пульта управления – четыре кресла для членов экипажа. Думаю, сюда поместилось бы не больше четверти пассажиров челнока. Зато катер выигрывает в скорости и манёвренности. Это я сразу почувствовала, как только мы отстыковались от «Сергея Есенина». А ещё я впервые столь явственно почувствовала настоящие космические перегрузки. Видно, катер разрабатывался не для пассажиров. Или далеко не в первую очередь для пассажиров.

Когда мы заявились в каюту к Мише Минковичу, он как раз собирался в очередной рейс и был очень удивлён нашему появлению, да ещё в таком составе. Но ещё больше удивился, когда услышал нашу историю и узнал, чего мы от него хотим. Как я и ожидала, первая Мишина реакция на нашу просьбу оказалась резко негативной. То есть он готов был изучить указанный нами участок колец, но даже слышать не хотел о том, чтобы взять нас на катер.

Тогда в дело вступил Свинке. Знала, что он горазд речи произносить, но тут не только я, но и Юра заслушался. Этот соловей в красках описал, как мы найдём челнок и спасём людей. Заслужим уважение, Юру восстановят в правах на пилотирование, Мишу повысят, а мне присвоят почётное звание «Юный помощник космонавта» или «Юный спасатель». О том, что достанется ему, Свинке умолчал. Я подумала, что он как минимум рассчитывает на статью о своей персоне в ежемесячном журнале «Отечественная космонавтика».

Миша в качестве компромисса предложил Юрию лететь с ним, но категорически не хотел брать на борт гражданских. «Это не детская игра, а спасательная экспедиция в очень опасной обстановке, – уверял он. – Катер вообще не предназначен для увеселительных детских прогулок. Вы знаете, какие там перегрузки? А я не собираюсь отвлекаться на то, чтобы стараться везти вас помягче да понежнее». Свинксу, а затем и мне пришлось приложить немало усилий, чтобы гардемарин согласился взять на борт всю нашу компанию целиком. Мне пришлось пообещать, что я ни разу за весь полёт даже не пискну, не буду ни на что жаловаться и отвлекать пилота. Буду беспрекословно слушаться команд офицера и выполнять любую работу при эвакуации людей. В конце концов Миша не выдержал нашего напора и сдался. Сказал даже, что понимает меня. Если бы его отец в кольцах Сатурна исчез, он бы тоже себе места не находил.

Оставалось только решить вопрос с Сумунгусом. Я не хотела оставлять его одного в шкафчике, отправляясь в такое опасное путешествие. Конечно, я верила в самое лучшее, но на всякий случай надо было подстраховаться, чтобы душа была за Сеню спокойна. Я выбрала момент, когда мама была в каюте, и принесла сумку с Сумунгусом. Села напротив мамы на соседнюю койку, понаблюдала с минуту за тем, как она подшивает болтающуюся пуговицу на папином пиджаке. А потом достала из сумки Сеню и взяла его на руки.

Мама устало подняла на меня взгляд. Глаза её за эти дни покраснели. Она мне своих эмоций старалась не показывать, зная, что я от этого ещё больше расстроюсь, но я слышала ночью, как она всхлипывает. Не только у меня глаза всё это время на мокром месте.

– Как он у тебя снова оказался? – только и спросила мама.

– Он никуда и не уезжал, всё время был на корабле. Я его в трюме прятала, в шкафчике.

– Ты же дала слово!

– Слово дал папа, а я лишь обещала следить за тем, чтобы он не пугал пассажиров. Своё обещание я сдержала.

– Ты понимаешь, что будет, если его у тебя увидят?

– Никто не увидит. Главное, не носить его по кораблю.

– Можно подумать, ты его не носила! – с сомнением в голосе сказала мама.

– Носила, но тебе лучше не рисковать. Пусть будет в каюте, он за последнее время стал очень понятливым.

– А не боишься новых фантасмагорий?

– Не боюсь. Я же сказала, никаких проблем он больше не доставит.

– Как будто ты можешь что-то гарантировать, – вздохнула мама. – Ладно, пусть живёт с нами в каюте, как раньше. И всё же, Света, это безответственно.

– Да, мамочка, ты права! – радостно воскликнула я, целуя маму в щёку.

Мне было очень стыдно при мысли о том, что мне снова придётся обманывать. На сей раз – мою любимую мамочку. Но сказать ей о своих планах я просто не могла – она не только не одобрила бы их, но ещё и сказала бы старпому, и тогда наша операция заранее обречена на провал. А папу спасти будет некому. Так что придётся соврать. Хотя нет, правильнее будет – утаить правду. До поры до времени. Хотя и это звучит как-то неприятно… В общем, я решила быть с мамой откровенной. Перед тем, как уйти к шлюзам, я написала и оставила на столе записку. Объяснила в ней, что и почему делаю. Мама задремала, а когда она записку прочитает – мы будем уже далеко. Зато она не будет тревожиться. А ещё я попросила заботиться о Сене и подробно объяснила расписание и способ его кормления. А в конце попросила прощения и добавила, что очень люблю и её, и папу.