Москва-Синьцзин

Столкновения у озера Хасан летом 1938 года подтвердили истинность люшковской информации. Красная Армия оказалась существенно слабее, чем думали в Синьцзине. На следующий год, у реки Халхин-Гол, японцы провели более масштабную операцию, которая в случае успеха должна была перейти в настоящую большую войну. Но советскими войсками командовал комдив Георгий Жуков, который впервые проявил тогда свои выдающиеся полководческие способности. Получив неожиданно сильный отпор, японцы опять изменили свою оценку Красной Армии, и произошло это в тот самый момент, когда в Токио шла дискуссия, куда направить удар — на запад, против СССР, или на восток, против США. После Халхин-Гола партия «адмиралов», сторонников Тихоокеанской войны взяла верх.

Однако бегство Люшкова привело к тому, что тщательно выстроенная разведывательно-контрразведывательная система дальневосточного управления НКВД была разрушена. У Фриновского появился отличный повод пересажать всех «людей Люшкова» и поставить собственных назначенцев, которые должны были ему пригодиться на должности наркомвоенмора.

Несталинский сокол

Это были времена, когда главными героями считались авиаторы, и летчиком номер один в мире слыл не «сталинский сокол» Валерий Чкалов, а американец Чарльз Линдберг (1902–1974), прославившийся в 1927 году беспосадочным перелетом из Нью-Йорка в Париж (тридцать три с половиной часа за штурвалом в одиночку). За этот подвиг он был награжден высшими американскими и французскими орденами, произведен из лейтенантов сразу в полковники, но главным призом стало всеобщее обожание. Чарльз и его жена Энн, оба глянцевой красоты, сделались любимцами мировой прессы. Феномен массового обожания получил название «Бум Линдберга».

Однако случай Линдберга продемонстрировал, что в зарождающуюся эпоху масс-медиальной наркомании жадное внимание толпы таит в себе и опасности. В 1932 году имя Линдберга снова прогремело на весь мир, но уже по трагическому поводу. У звездной четы похитили первенца, двадцатимесячного Чарли-младшего. Похитители потребовали (и получили) выкуп в 50 тысяч долларов — точно такими же «золотыми сертификатами», которые фигурируют в романе. Но ребенка не вернули. После двух месяцев всеамериканских поисков его нашли мертвым.

В убийстве обвинили некоего Бруно Гауптманна, немецкого иммигранта, у которого обнаружили часть полученного выкупа. Гауптманн был осужден и казнен на электрическом стуле, однако споры о том, виновен он или нет, ведутся до сих пор.

После этой драмы ажиотаж вокруг Линдбергов стал настолько невыносим, что они переселились в Европу. Теперь супруги совершали полеты вдвоем — Энн тоже стала летчицей. Особый интерес Линдберг испытывал к двум странам, где развитие авиации считалось государственным приоритетом: гитлеровской Германии и сталинской России. И в Берлине, и в Москве знаменитых американцев встречали на высшем уровне.

Но после посещения Тушинского авиапарада в августе 1938 года Линдберг заявил, что немцы лучше русских и в авиации, и во всех прочих отношениях. В СССР смертельно обиделись. Газета «Правда» написала, что Линдберг прилетал «по заданию английских реакционных кругов» и что он «платный лжец на службе у своих хозяев». В Москве заподозрили, что Линдберга против Советов настроил американский поверенный в делах Александер Кирк, которого вскоре после этого выдворили из страны.

Дориан Грей в Стране Советов

Американский дипломат Александер Кирк (1888–1979) — фигура настолько колоритная, что, описывая Москву 1938 года, жалко было бы обойти его вниманием. Кирк обитал в Спаса-хаусе, посольской резиденции. Устраиваемые там приемы производили неизгладимое впечатление на неизбалованных роскошью советских гостей. Считается, что Булгаков описал бал Сатаны после посещения одного из суаре в Спаса-хаусе, и это произошло еще до назначения Кирка. Попади Михаил Афанасьевич на прием в 1938 году, сцена в романе получилась бы еще фантасмагоричней.

Отпрыск богатейшего семейства «мыльных королей», Кирк выбрал дипломатию не ради карьеры, а из любви к «представительству». В этом искусстве ему не было равных, и миллионер тратил на пышность не государственные средства, а свои собственные деньги. Журнал «Лайф» назвал его «орнаментом Госдепа».

Это был экстравагантный щеголь столь изысканных вкусов, что он признавал лишь серый цвет. Живые цветы казались ему недостаточно красивыми, и он заказывал для интерьера только искусственные. Женат он никогда не был, почти до 50 лет жил с матерью. Не особенно скрывал свои гомосексуальные пристрастия, но в то же время и не афишировал их — как это было принято в тогдашних высших кругах.