Москва слезам не верит

– Иногда все-таки могу ляпнуть такое! – Катерина старалась быть к себе объективной; если уж соглашаться играть роль дочери академика, надо все продумать.

– Ну и ляпай, – заявила Людмила авторитетно. – Но ляпай уверенно. Тогда это называется точкой зрения. Иногда такую глупость услышишь, а оказывается – точка зрения. Вот некоторые считают меня хамоватой.

– Так и есть, – согласилась Катерина.

– А вот и нет! Это называется эксцентричностью. На этом я стою.

– А на чем мне стоять?

– Тебе? – Людмила задумалась. – Тебе – бить в лоб.

– Как это? – не поняла Катерина.

– У тебя есть особенность: ты все слушаешь, слушаешь, а потом прямо в лоб задаешь вопрос, и почти всегда по делу. Такая, знаешь, почти мужская прямолинейность. Некоторым мужикам даже нравятся такие женщины.

И Катерина не нашла что возразить Людмиле.

Наступил вечер. Пора было выгуливать Чапу. С собаками гуляли в небольшом скверике возле дома. Породистые собаки только еще начинали появляться в Москве, но в этом доме их было немало. Овчарок держали в основном генералы, они их вывезли из Германии вместе с другими трофеями. Все про овчарок Катерине рассказал Костя, сын генерала, с которым она познакомилась, когда, оставшись ночевать у академика, утром выгуливала Чапу. Тогда же она увидела, как к дому подъехали, наверное, двадцать «ЗИЛов» и из подъезда вышли сразу много генералов и два адмирала – они резко выделялись своими черными мундирами.

Катерина увидела Костю с крупной овчаркой и помахала ему издали. Костя подошел к ней, поздоровался и радостно покраснел. Наверное, я ему нравлюсь, подумала Катерина, и ей стало сразу легко и спокойно. Она побаивалась этих солидных мужчин и холеных женщин, чувствуя себе здесь чужой. Вдруг спросят, кто она такая, а могут и не спросить – просто выставить из скверика. Рядом с Костей она чувствовала себя уверенней. Он знал, что Катерина – родственница академика. За те два месяца, что Катерина не бывала у Тихомировых, здесь появились новые, неизвестные ей породы собак. Ее поразил небольшой, очень уродливый пес с кривоватыми ногами, слишком мощной для его роста грудью, с торчащими ушами и такой мордой, как будто ее расплющили – у большинства известных ей собак морды были удлиненные.

– Кто это? – шепотом спросила она у Кости.

– Французский бульдог, – пояснил Костя.

– Его из Франции привезли? – удивилась Катерина.

– Этого из Бельгии. В Европе – довольно распространенная порода. В нашем доме много мидовцев.

– А кто такие мидовцы?

– МИД – это министерство иностранных дел. А те, кто там работают, – мидовцы.

В этот вечер Катерина узнала еще, что большие, черные, обросшие густой шерстью собаки – это ньюфаундленды, их вывели специально для спасения людей на водах.

По площади носились два крупных рыжих пса с обрубленными хвостами, их лохматые морды казались квадратными.

– Это – эрдели, еще очень редкая порода в Москве, – пояснил Костя. – Их англичане вывели для охоты на львов.

– Так уж на львов? – усомнилась Катерина.

– Такого трудно прихлопнуть, – разъяснил Костя. – Видишь, они почти квадратные. Вокруг оси они могут вращаться очень быстро, они очень увертливые. А челюсти мощные. Если таких десяток наскочит, никакой лев не отмахнется. У нас на медведя тоже ведь несколько лаек спускают.

Собаки носились, играя, задираясь, но здесь была своя, уже отлаженная иерархия. С мощными кобелями не задирались. К Чапе подлетела молодая крепкая сука-овчарка, Чапа на нее рявкнула, обнажив желтоватые уже клыки, и овчарка, поджав хвост, отскочила.

– Такая трусливая овчарка, что ли? – спросила Катерина.

– Нормальная, – ответил Костя. – Просто Чапа – самая старая сука во дворе. Она здесь хозяйка, потому что она всех этих собак помнит щенками, а она для них всегда была старшая, взрослая.

Владельцы собак стояли группками, время от времени высматривая и подзывая своих псов. Полные мужчины в спортивных костюмах наверняка были генералы, определила Катерина, а профессии женщин угадать не могла. Некоторые из них были в длинных, ярких шелковых халатах, такие привозили из Китая, пока из-за доклада Хрущева о разоблачении культа личности Сталина не испортились с ним отношения. Глядя на этих людей, Катерина подумала, что они, наверное, тоже приехали когда-то из таких же небольших городков, как Красногородск, где во дворах вечерами сидели мужчины в спортивных шароварах и женщины в байковых халатах.

Молодежь стояла отдельной группой. Длинноволосые парни в пиджаках с подложенными ватными плечами, узких брюках, узконосых ботинках, с яркими галстуками. То ли пришли только что из компаний, то ли собирались куда-то, а может быть, в отличие от взрослых, уже понимали, что нехорошо выходить из дома в домашних тапочках и халатах. Один из парней что-то рассказывал, его перебивали, дополняли, все смеялись. Видя, что Костя посматривает в их сторону, Катерина предложила:

– Костя, ты иди в свою компанию!

– Это не моя компания, – усмехнулся Костя. – Это мгимошники! – И пояснил Катерине: – Они из института международных отношений. Будущие дипломаты. Элита.

– А ты?

– Я – университетский. Математик.