Москва слезам не верит: сборник

Людмила сбросила платье, легла. Николай и отец ставили забор. Чтобы увидеть Людмилу, надо было оглянуться. Николай оглянулся только один раз, но отец его оглядывался часто. Давно, наверное, не видел оголенной молодой женщины.

Потом они обедали. Мать разлила вермишелевый суп. На второе была вермишель с консервированной свиной тушенкой.

Отец Николая разлил водку по рюмкам. Женщины отказались, а Николай с отцом выпили, закусили, еще выпили.

Катерина посматривала на оживленную улыбающуюся Антонину. Ее явно одобрили, и она радовалась, что все определилось. Но почему только мужчина должен принимать решение, если у нас равенство? Катерина из-за этого не любила ходить на танцы. Стоять, подпирать стены и ждать, пока тебя выберут и пригласят. Даже если тебе не нравится приглашающий, ты должна идти с ним. Если не согласишься, могут обругать, а если ответишь не так, можно и схлопотать по физиономии. И они выбирали — кривоногие, небритые, пахнущие водкой, пивом, потными рубашками с несвежими воротничками, в мятых штанах и нечищеных ботинках. А чистенькие девушки в накрахмаленных кофточках, наглаженных юбках, нарядных платьях радовались, что их выбрали. Стыдно ведь стоять, когда все танцуют.

Женщина должна ждать, когда ее пригласят на танец, когда пригласят в кино и, наконец, когда сделают предложение выйти замуж. А за кого выходить-то? Чему они могут научить будущих детей? Николай — один из лучших: добрый, заботливый, детей плохому не научит, хозяйственный. Наверное, Антонине все-таки повезло.

— Антонине повезло! — заявила Катерина, когда они с Людмилой после обеда снова улеглись на траве.

— Чего же хорошего? — удивилась Людмила. — Теперь для нее все заранее известно: сначала будут откладывать деньги на телевизор, потом на гарнитур, потом холодильник купят, стиральную машину. Все, как в Госплане, на двадцать лет вперед расписано. Глухо как в танке!

— Но так ведь все люди живут, — возразила Катерина.

— А я так жить не хочу. Я тебе уже говорила: жизнь — лотерея! Пока могу, я в нее буду играть! Может, повезет…

— А если не повезет? — спросила Катерина.

— У меня есть еще запас времени. Лет до тридцати поиграю в эту лотерею, а не получится — такие электрики Николаи или сантехники Пети никуда от меня не денутся!

— Но им тоже будет под тридцать, — возразила Катерина. — У них уже по двое детей будет к этому времени. Так ты семью, что ли, разбивать будешь?

— Если будет разбиваться, почему бы не разбить? А ты так далеко не загадывай. Ты что, как партия и правительство хочешь жить? Все заранее расставить по пятилеткам? В жизни ведь так не бывает. У меня один знакомый физик был. Он говорил, что жизнь состоит из атомов. Они бегут — вверх, вниз, в разные стороны. И соединяются абсолютно случайно. Именно случайность порождает порядок. Как он говорил, это краеугольный камень современной физики.

— Значит, от нас ничего не зависит? — Катерина перевернулась на спину и зажмурилась от солнца.

— Поэтому, я тебе уже говорила, надо, как щука, плавать всегда с раскрытой пастью, чтобы своего не пропустить.

— И ты уверена, что не пропустишь?

— Абсолютно, — подтвердила Людмила.

— Что-то у тебя пока не очень получается, — усомнилась Катерина.

— Пока варианты не сходятся. Вот вчера я познакомилась с одним хоккеистом, восходящей, так сказать, звездой. И я чувствую: у меня с ним получится. Я даже вижу, как мы с ним въезжаем в однокомнатную квартиру.

— Лучше в двухкомнатную!

— Нет. Я вижу пока однокомнатную. Я вижу, как встречаю его в международном аэропорту. Они прилетают из Праги.

— Лучше из Парижа.

— В Париже чемпионатов по хоккею не бывает.

— А ты видишь, как вы уже стали стариками и у вас внуки?

— Этого не вижу и видеть не хочу. Я всегда буду молодой.

Подвыпивший отец Николая водил Антонину по участку и показывал яблони, маленькие, в рост девушки.

— Это антоновка, это белый налив, это золотой ранет.

— Здесь можно картошку посадить, — предложила Антонина.

— Обязательно посадим. — Отца Николая шатнуло, и Антонина, подхватив его, повела к дому.

— Все. Скоро Тонька станет нормальной московской жлобихой. Каждую субботу и воскресенье — на участок, на свои огороды. Ненавижу! Я и дома огород ненавидела. Весну, лето, осень вкалываешь за пять мешков картошки да десяток банок огурцов. Все это можно купить. За гроши. И не надо горбатиться.

— Значит, у тебя дачи не будет? — спросила Катерина.

— Будет. Двухэтажная, восемь комнат, с сауной. Ты была когда-нибудь в сауне?

— Не была.

— Свожу, — пообещала Людмила.

Им предлагали остаться ночевать, но Людмила не согласилась: всем пришлось бы спать на полу — в домике стоял только один топчан, вернее, противоснеговой щит из досок, накрытый старым матрацем.

— Я привыкла спать только в своей кровати, — заявила Людмила.

— Всегда? — спросил насмешливо Николай. Ему не хотелось ехать вечером в Москву и наутро снова возвращаться на участок.

— Всегда, — подтвердила Людмила, хотя иногда неделями не ночевала в общежитии.

На следующее утро Николай рано заехал за Антониной. Она собиралась тихо, но Катерина проснулась и тоже начала собираться.