Москва слезам не верит: сборник

— Да, закуплен брезент, — подтвердила Лмхмнв. — Но сделку придется аннулировать. Я думаю, нормальный человек спецовку для пожарников носить не будет. Боюсь, и пожарники не возьмут. Придется аннулировать и договор о поставке хлопчатобумажной ткани для пошива пестреньких мужских костюмов. Я не позволю позорить доброе имя фабрики, И это еще не все. Товарищ Бодров отказался от поставок некачественной фурнитуры зеленоградского объединения. Но другой фурнитуры нет. Хотим мы этого или нет, но прядется брать фурнитуру этого объединения. Результат, как видите, плачевный. Конечно, наш новый председатель фабкома провел определенные мероприятия. На фабрике работает косметолог, кухня стала выпускать более вкусные пирожки, но все-таки главная наша задача — выпускать одежду. А здесь вся помощь профсоюзной организации — нереальные проекты. Жизнь есть жизнь, и надо быть реалистами. Вот и надо признать поверьте, мне больно это признавать, — что мы ошиблись, избрав товарища Бодрова председателем фабкома. Как это ни огорчительно, ошибку придется исправлять. — Лыхина закончила и села.

— Прошу высказывать мнения… — сказала Федяева.

Но все молчали. И молчание затягивалось. Никто не ожидал такого поворота.

— Можно мне? — Бодров встал. — Свою позицию — почему мы заключили одни договора и отказались от других — на парткоме я объяснил. Я считаю, что кустарные методы Людмилы Сергеевны Лыхиной в принятии кардинальных решений привели к тем трудностям, которые сейчас переживает фабрика. Как член парткома я считаю, что необходимо поставить перед министерством вопрос об освобождении ее от обязанностей директора.

Все замерли.

— Что, что? — Задыхаясь, Лыхина вскочила со своего места. — Нет, вы слышали, что он сказал?

— Я думаю, что все слышали, — подтвердила Федяева и добавила: — Занесите в протокол предложение члена парткома Бодрова, мы это предложение тоже обсудим.

Лыхина усмехнулась и, не садясь, начала собирать разложенные бумаги.

— Поговорим в другом месте, Викторя Васильевна, — сказала она и начала выбираться из-за стола заседаний.

— Людмила Сергеевна, — предупредила Федяева. — Заседание парткома не окончено. Я прошу вас остаться.

Лыхина попыталась снова усмехнуться, но встретившись с непривычно решительным взглядом Федяевой, тихо опустилась на свое место и прикрыла глаза ладонью.

— Положение на фабрике чрезвычайное, — спокойно продолжила Федяева. — Торговля не берет нашу продукцию. Решение Лыхиной о закупке плохой джинсовой ткани, мягко говоря, было непродуманным. Инициатива Бодрова о закупке тканей кировского комбината тоже ясности не вносит. Будет ли пользоваться спросом продукция из этой ткани — неизвестно.

— Давайте попробуем пошить опытную партию, — предложила пожилая работница. — Пока не попробуешь, не узнаешь…

— Думаю, что это единственный выход, — сказала Федяева…

Дома Бодров и отец молча сидели друг против друга.

— Лыхина теперь тебя съест, — сказал отец.

— Может быть, — ответил Бодров-младший. — А может, и поперхнется.

— Ну а что с Мариной?

— Не знаю.

— Я бы на твоем месте, — начал отец, — послал бы ее…

— Я бы на твоем — тоже. А вот на своем мне туда ее посылать не хочется.

— Жена должна быть верной, — заявил отец.

— Жена — да, — согласился Бодров. — Но она мне не жена еще.

— Твоя мать меня с войны четыре года ждала. А мы еще и женаты не были.

— Тебе повезло… А что делать мне? Я все время о ней думаю. А если я больше не встречу такую?

— Встретишь другую.

— А если мне другой не надо? Я знаю, что я о ней буду жалеть всю жизнь. Жизнь-то у меня одна. И почему нельзя простить? Вот если бы у меня случилось такое и она меня бы простила, я бы ей был благодарен всю жизнь и, наверное, никогда больше такого не сделал. Почему обязательно надо рубить с плеча?

— Я не знаю почему, но так надо, — заявил отец.

— Кому надо? Ни мне, ни ей этого не надо. Кому же тогда надо, а?… Извини, я пойду.

— Куда? — спросил отец.

— Не знаю, — ответил Бодров.

Потом Бодров в одиночестве сидел в ресторане. За столиками были молодые пары. Заиграл оркестр, и пары вышли танцевать. Бодров отметил в толпе танцующих полную женщину в юбке, туго затянутую кушаком. У нее почти не было талии, а кушак это только подчеркивал. Бодров убрал кушак, расклешил юбку, и у женщины исчез живот, сузилась талия, и она даже двигаться стала быстрее и раскованнее.

Бодров поднялся, вышел из зала в холл, позвонил по телефону-автомату и вернулся за свой столик.

Напротив сидели две девушки. Одна была с непропорционально широкой и высокой грудью. Бодров машинально уменьшил ее, пустив на блузке вертикальные линии отделки. А соседке, чуть сутуловатой и в очках, он поправил спинку на платье, сделав ее на кокетке. Потом добавил карманы, подрезы у линии плеча, и сутулость исчезла. Перед ним была теперь стройная девушка.

— Здравствуй. — Перед столиком Бодрова стояла Марина. — Зачем вызвал? Между нами ведь все копчено, мы с тобой больше не знакомы, И не нужно нам видеть друг друга.

— В нашем не таком уж большом городе это невозможно, — сказал Бодров. — К тому же мы с тобой работаем на одной фабрике.

— Но ведь ты меня не простил.