Москва слезам не верит: сборник

— А я сижу мучаюсь, почему мне ваше лицо знакомо? — Рачков улыбнулся. Какая у него замечательная улыбка, отметила Катерина. — Я несколько раз вел передачи с ваших матчей, — продолжал Рачков. — Товарищи! — торжественно сообщил он. — Мы еще гордиться будем, что сидели за одним столом с самим Гуриным!

— Да ладно, — засмущался Гурин.

— Не скромничайте, — Рачков обнял его за плечи. — Я же читал, что про вас чехи писали. Значит, вы в Москве теперь. Это замечательно. Предлагаю выпить за великого хоккеиста Гурина!

Чокаясь, все с интересом рассматривали Гурина. Знаменитый хоккеист в компании — об этом можно рассказывать. Все выпили, но Гурин отставил рюмку.

— Ну, уж за себя надо, — сказал Антон.

— Не уважаешь? — улыбнулся Рачков.

— Спасибо вам большое… Нельзя, не могу, — отнекивался Гурин, но все-таки его заставили пригубить.

В компании, когда уже достаточно выпито и все если и не знакомы, то хотя бы знают, кто есть кто, обычно выявляется лидер. Если женщин меньше, чем мужчин, начинается естественное соперничество. Но тут соперничества не получилось. Людмила явно симпатизировала Гурину, не только не скрывая, а всячески подчеркивая это, и, чтобы ни у кого не оставалось никаких сомнений, объявила «белый танец» и пригласила Гурина.

Теперь все смотрели на Катерину. Она уже давно сделала свой выбор и, хотя Рачков был знакомым Людмилы, пригласила его. Он уверенно вел, она полностью подчинилась ему. Надо было только слушаться, она быстро поняла его манеру вести: когда следовал поворот, он чуть-чуть прижимал ее к себе, и она будто сливалась с ним. Еще никогда ни с кем ей не было так хорошо в танце.

Закончилась музыка, снова все уселись за стол. Катерина заметила поскучневшие лица инженеров. Они уже хорошо выпили и закусили, поняли свою ненужность и довольно быстро ушли.

— А вы давно работаете на телевидении? — спросила Катерина Рачкова.

— Почти пять лет.

— Это, наверное, ужасно интересно?

— Очень, — искренне, как показалось Катерине, ответил Рачков. — Вообще-то, со временем телевидение перевернет жизнь человечества: ничего не будет — ни театра, ни кино, ни книг, ни газет — все заменит телевидение.

— Ну, это вы что-то разгорячились, — усмехнулся поэт. — Театр, тут я согласен, действительно скоро отомрет, но книги, кино…

— А вот вспомните мои слова лет через двадцать!

— Ну, через двадцать! — рассмеялась Катерина. — Через двадцать вообще все по-другому будет.

— Не так уж это и много — двадцать лет, — грустно заметил Антон.

— Ну да! — сказала Катерина. — Через двадцать лет я уже старушкой буду.

— Это вы сейчас так думаете, — печально улыбнулся Антон. — Поверьте мне, в сорок лет вам будет казаться, что теперь только и начинается ваша жизнь.

— В сорок-то! — Катерина расхохоталась. Она и предположить не могла, что через двадцать лет Рачков все эти слова про телевидение будет говорить ее дочери. А она, Катерина, только в сорок встретит и полюбит человека, который жил в Москве в одном микрорайоне с ней, и они ездили в метро по одному маршруту несколько лет и не могли встретиться раньше и, может быть, встречались, но не обратили друг на друга внимания.

А пока Людмила поставила на проигрыватель новую пластинку, и Катерина снова танцевала с Рачковым, а Людмила с Гуриным.

Гурин танцевал серьезно, старательно выполняя фигуры быстрого фокстрота, которые, вероятно, недавно выучил.

— Свободнее, — подбадривала его Людмила. — Представьте, что вы на хоккейном поле.

— У нас не поле, у нас площадка, — поправил ее Гурин.

— Вы на площадке! Я шайба! И вы меня ведете к воротам.

Это сравнение развеселило Гурина, он стал двигаться свободнее, даже пытался импровизировать.

— Расскажите про Прагу, — уговаривала его Людмила.

— Да я Прагу только из окна автобуса видел.

— Вам что, не разрешают ходить по улицам? — удивилась Людмила.

— Почему? Разрешают. Мы один раз походили по магазинам. Но деньги сразу потратили, а потом чего ходить?

— А музеи? — спрашивала Людмила.

Гурин рассмеялся.

— Тренер, когда нас отпускает, всегда говорит: а теперь по музеям. Мы магазины музеями называем. Между прочим, там в магазинах, как в музеях, есть на что посмотреть.

— Говорят, в зарубежных магазинах все есть? — спросила Людмила.

— Все, — подтвердил Гурин. — И мужское, и женское. Я, правда, женское не покупал, так, для матери платок и кофту, а те, у кого жены, много и женского, и постельного, и по хозяйству — всяких кофемолок, фенов купили.

Ладно, подумала Людмила, при первой же зарубежной поездке проверим твои чувства. Надо только точно узнать, какие в Швеции размеры, в разных странах все по-разному. При случае надо спросить Еровшина про Швецию, если этот случай будет, конечно. Еще она решала про себя, продолжать ли представляться Гурину дочкой академика или признаться, что разыграли. Нормальный розыгрыш. Поймет. На дочках академиков он ведь раньше жениться не собирался. А квартиру, пусть однокомнатную, ему дадут, когда женится.

— Вы о чем задумались? — спросил ее Гурин.

— О жизни, — ответила Людмила — это была правда.

Рачков, танцуя с Катериной, продолжал рассказывать о телевидении.