Москва слезам не верит: сборник

— За нас! — Николай поднял рюмку. — За нашу долгую счастливую жизнь. — И выпил. Антонина пригубила.

— За такой тост надо до дна! — потребовал Николай.

— Я вообще-то водку не пью, — решилась сказать Антонина.

— Тогда шампань? — И Николай тут же открыл шампанское.

Они выпили. Антонина по-прежнему не знала, о чем говорить, Николай ел и тоже молчал. Для храбрости он тут же еще налил себе водки, потом еще.

— Я думаю, мы будем жить дружно, — объявил Николай.

— Я тоже так думаю, — подтвердила Антонина.

— Пока поживем у родителей. Потом соберем на первый взнос, родители, конечно, помогут, и построим кооперативную.

— Мои родители тоже смогут помочь, — посчитала нужным добавить Антонина. — И сами мы можем подрабатывать.

— Я за. Ведь не на дядю будем работать, а на себя.

За разговором Антонина не заметила, как Николай расправился с бутылкой водки и достал следующую.

— А ты не пьяница? — спросила Антонина.

— Это я для храбрости, — признался Николай.

— Ты не бойся, я не кусаюсь, — утешила его Антонина.

— Может быть, потанцуем? — предложил Николай.

— А у вас есть проигрыватель?

— Проигрывателя нет, но мы под радио.

Николай включил большой ламповый приемник «Родина» и стал искать музыку. Музыка была, но хоровая. Хор Пятницкого исполнял «Лучинушку», под которую танцевать было неудобно. По другим программам в основном говорили. Николай поймал какую-то зарубежную радиостанцию, которая передавала музыку, похожую на фокстрот, но только они начали танцевать, музыка закончилась, мужчина и женщина что-то стали рассказывать по-немецки. Антонина в школе изучала немецкий, понимать не понимала, но отличить, что это говорили немцы, могла.

Николай поискал музыку на наших волнах, но теперь передавали военные марши, попробовали танцевать под марши, но Николай несколько раз наступил Антонине на ногу. Они остановились, и Николай помялся и сказал:

— Будем стелиться, что ли?

— Я постелю, — ответила Антонина.

Она сняла покрывало с тахты. Простыни оказались новыми с жесткими складками. Она расправила их.

— Кто первым пойдет в ванную? — спросила Антонина, этому ее научила Людмила — обязательно в ванную перед тем, как лечь с мужчиной. Людмила дала ей земляничное мыло для хорошего запаха.

— Я мылся вчера, — признался Николай.

— Помоешься и сегодня, — отрезала Антонина.

Что заложишь в первые встречи, то и будешь иметь в последующие годы, предупредила ее Людмила. Да она и сама понимала, что ей надо поставить себя так, чтобы Николай почувствовал, что она хозяйка и мать их будущих детей. А к хозяйке и матери надо относиться с почтением.

Антонина взяла в ванную ночную сорочку — розовую, длинную, с кружевами, импортную. Сорочку покупали вместе с Людмилой в комиссионном магазине. Хотя Людмила говорила, что в магазин принимают вещи только после химической чистки, на всякий случай эту сорочку Антонина прокипятила и прогладила.

Антонина вымылась под душем земляничным мылом, вытерлась, надела сорочку и посмотрела на себя в зеркало. У сорочки был глубокий вырез, который не скрывал и половины грудей. И вообще сорочка оказалась очень прозрачной. Антонина встала на табуретку и увидела в зеркале, что через ткань сорочки были видны даже волосы на лобке.

Ты должна выйти из ванной благоухающей и почти доступной, поэтому чтобы под рубашкой не было никаких лифчиков и трусиков. Ты невеста. Ты готова отдаться любимому человеку, будущему мужу. Ты ложишься в сорочке, но потом, когда он начнет тебя ласкать, сорочку надо снять, говорила Людмила.

— И остаться совсем голой? — удивилась Антонина.

— Конечно, — подтвердила Людмила. — Это так естественно! И чтобы он снял майку. Приучай его сразу, не хватало еще, чтобы ты нюхала его заношенные майки.

Антонина колебалась несколько секунд, лифчик надевать не стала, но трусики все-таки натянула. Когда она вышла из ванной, Николай уже стоял возле двери в трусах и майке.

— Я сейчас, я быстро, — пообещал он.

Когда Николай вошел в ванную, она услышала щелчок задвижки — она тоже закрывала дверь ванной на задвижку.

Антонина легла на тахту, слегка распустила волосы, прикрылась простыней, потом, вспомнив советы Людмилы, сдвинула простыни, чтобы были видны кружева на сорочке.

Николай выскочил из ванной, наверное едва ополоснувшись под душем. Он стоял, переминаясь, перед тахтой. Антонина по его взгляду поняла, что он ищет место, куда бы лечь, и отодвинулась к стенке.

Николай прилег рядом, робко обнял ее.

— Сними майку, — попросила Антонина. — Завтра постираю.

Николай быстро стянул майку, укрылся простыней. В комнате было душно, панельные стены нагрелись за день. Николай навалился на нее, и она услышала гулкие удары его сердца, так и у нее стучало сердце, когда она в школе бегала на двести метров с барьерами. Она чувствовала руку Николая, которая пыталась попасть под сорочку, путалась в складках сорочки, наконец рука нащупала трусики, попыталась стянуть. Порвет сейчас, подумала Антонина, а у нее всего две пары таких трусиков, шелковых, тонких, не заметных даже под самым тонким крепдешиновым платьем.

— Я сама. — Она сняла трусики и, уже не колеблясь, сбросила сорочку.