В 1930 ГГ" во время первой реконструкции Москвы, на Садовой-Черногрязской были снесены убогие домишки, оставшиеся в наследство от XVIII и XIX вв., и построены благоустроенные жилые дома (в основном по правой стороне улицы, если идти от площади Цезаря Куни- кова).
Справа по ходу вашего маршрута к Садовой-Черногрязской примыкает Лермонтовская площадь. Когда-то здесь была Сенная площадка, где крестьяне торговали сеном. В небольшом сквере, разбитом на площади, в 1965 г. был установлен памятник М. Ю. Лермонтову. Скульптор И. Бродский изобразил поэта в самый драматический момент его жизни. С гордо поднятой головой стоит он под дулом мартыновского пистолета. Вся фигура полна спокойствия и одновременно огромного внутреннего напряжения. Мгновение, и грянет выстрел, и на земле не станет еще одного поэта. Но скульптор остановил мгновение и подарил нам в бронзе образ нашего великого соотечественника.
Фигура поэта, установленная на цилиндрическом постаменте, органически связана с ажурной решеткои, которую образуют силуэты героев его поэм.
Обратите внимание на небольшой двухэтажный особняк (д. 8), расположенный на противоположной стороне Садовой-Черногрязской улицы. Сейчас здесь ресторан «ДубровниК».
Особняк этот был флигелем усадьбы, принадлежавшей московскому купцу С. В. Алексееву -отцу выдающегося актера, режиссера, педагога, теоретика театра народного артиста СССР К. С. Станиславского ( 1863— 1938). Центральный дом в 1930-х гг. был снесен. Однако флигель, самая интересная для нас часть усадьбы, уцелел. Здесь зародился домашний театр семьи Алексеевых — «Алексеевский кружок», первая веха в творческой жизни К. С. Станиславского. Флигель пристроен к главному зданию усадьбы в 1880 г. и предназначался специально для театра.
Глава семьи С. В. Алексеев и его жена Е. В. Алексеева сами были не чужды искусства —принимали участие в домашних спектаклях и поощрял и увлечение детей театром. Впоследствии К. С. Станиславский вспоминал: «Отец, увлекшись нашей театральной деятельностью, построил нам и в Москве великолепный театральный зал. В превосходной большой столовой были арки, соединяющие ее с другой комнатой, в которой можно было ставить подмостки сцены или снимать их, превращая комнату в курительную. В обыкновенные дни — это столовая. В дни спектаклей — это театр. Для этого превращения стоило только зажечь газовую рампу и поднять великолепный красный занавес с золотистым рисунком, за которым были скрыты подмостки. За сценой были предусмотрены все необходимые удобства».
«Алексеевский кружок» привлек внимание театрала ной Москвы. Его спектакли отличались тщательной подготовкой, ничего общего не имевшей с «любительщиной», оформлял их К. А. Коровин, ставший впоследствии знаменитым театральным художником. Посмотреть работы актеров-любителей нередко приходили профессиональные артисты — Г. Н. Федотова, А.. И. Южин, меценат и знаток театра С. И. Мамонтов.
В 1888 г. «Алексеевский кружок» перерос в Общество искусства и литературы — закрытый клуб литераторов и артистов, занимавшийся постановкой спектаклей, устройством литературных вечеров, художественных выставок и т. д. Проводились они уже не в домашнем театре Алексеевых. Однако двухэтажный особняк на Садовой-Чер- ногрязской навсегда вошел в историю русского театра.
На его сцене зародились многие принципы, которые впоследствии были положены в основу Московского Художественного театра, созданного К. С. Станиславским и Вл. И. Немирович-Данченко в 1898 г.
С главным домом усадьбы Алексеевых соседствовал особняк в стиле итальянского Возрождения, построенный архитектором Ф. Шехтелем для московского богача фон Дервиза в 1890 г. Он привлекал внимание москвичей своей необычной архитектурой. Глухой стены, которая ныне отделяет палаццо от улицы, в то время не было. Ее возвели в 1911 г. по проекту архитектора Н. Чер- нецова в соответствии с указанием нового владельца дома Л. Зубалова.
Когда началась первая русская буржуазно-демократическая революция 1905—1907 rr., он бежал из Москвы и вернулся Лишь в 1909 г. Революционные события так напугали потомственного дворянина, что, вернувшись в свой дворец, он возвел глухую стену, за которой, как он думал, сможет отсидеться, если грянет еще одна революция.