Москва постоянно варварски разрушалась. И это была часть ее истории и, если угодно, часть ее шарма <…> В таком городе ценностью является именно наслоение старого и нового. И чем больше таких исторических слоев, тем лучше.
Люди, которые знают историю Москвы и историю архитектуры, будут травмированы перестройкой дома. Люди, которые будут жить через сто лет, не заметят разницу. То же самое с муляжами лужковской эпохи: нам они кажутся чудовищными, но я не сомневаюсь, что лет через сто их будут изучать так же, как сейчас изучают Исторический музей, построенный в псевдорусском стиле. В свое время он казался варварством, ужасом, который надо забыть, а потом прошли годы, и теперь говорят, что в этом есть на самом деле что-то интересное. Время сглаживает все эти ужасные наслоения, и они приобретают даже какое-то благородство [цит. по: Айвазян 2013].
Можно принять к сведению точку зрения Паперного на «лес, который видно за деревьями», просто в начале 2000-х годов за короткий период срубили слишком много «деревьев», чтобы граждане могли это вынести. Более того, почву для появления новых несговорчивых движений наподобие Архнадзора подготовил не только снос зданий или сомнительные эстетические качества новых лужковских творений, но и самонадеянность и продажность мэрии. У Липпман считал, что «нужно совершить огромное число ошибок и проявить беспредельное отсутствие такта, чтобы спровоцировать революцию снизу» [Липпман 2004: 238]. Лужков, быть может, не ошибался до такой степени, но, похоже, гордился отсутствием такта.
Правительство Собянина, напротив, оказалось умнее, проявило больше уважения к гражданам и намного больше внимания к общественному мнению. Мэрия при Собянине допускала ошибки, и некоторые ее политические меры вызвали ощутимое противодействие. Но протесты градозащитников по сравнению с дособянинским десятилетием заметно ослабели. Это не значит, что москвичи вновь обрели свою якобы пассивную и фаталистическую «природу». Остается множество разногласий, вызывающих общественный протест, некоторые из них будут рассмотрены в следующей главе. И все же важно, что, в отличие от лужковской эпохи, ныне представители общественности, заботящиеся о сохранении культурного наследия, могут рассчитывать, что Арх-надзор и его сторонники будут вести непрерывное наблюдение, в случае необходимости бить тревогу и бороться за спасение исторических зданий. И хотя, вероятно, большинство москвичей по-прежнему испытывает глубокое недоверие к мэрии, те, кто разбирается в градозащитной проблематике, не станут отрицать, что при Собянине ситуация значительно улучшилась.
Мы не должны уповать на хеппи-энд: мэрия, градозащитники и другие группы гражданского общества занимаются агонистической политикой, а не пытаются построить утопию или достичь всеобщего согласия. То, что они создали к настоящему моменту, продолжая работать над сохранением наследия, может считаться всего лишь «удовлетворительным правлением» [Grindle 2012].
Глава седьмая
«Оставьте нас в покое!»