Читаем Москва строящаяся. Градостроительство, протесты градозащитников и гражданское общество полностью

Я расхожусь с Б. Латуром по поводу его настоятельного требования считать «акторами» неодушевленные вещи, что является базовой установкой ACT. Возможно, именно этот аспект ACT известен лучше всего, поэтому представляется уместным дать некоторое разъяснение. Латур утверждает, что акторы – это все, что «имеет значение». Некогда примерно в том же ключе писал о вещах Дж. Дьюи:

Рассуждения о том, что электроны и атомы способны выказывать предпочтение и уж тем более предвзятость, могут показаться абсурдными. Но это ощущение абсурдности возникает лишь из-за употребленных слов. Суть же в том, что электроны и атомы обладают некой непроницаемой и непреодолимой индивидуальностью, которая проявляется в том, что они делают; в том, что они ведут себя именно таким, а не каким-либо иным образом [Dewey 1993: 138].

Иногда слова, употребляемые учеными-АСТистами, также звучат абсурдно. Вместо того чтобы рассматривать неодушевленные предметы как акторов, можно было бы применить менее провокационный и более продуктивный подход и пересмотреть концепцию власти. «То, что имеет значение» звучит как некая разновидность власти. В течение нескольких десятилетий на двух аспектах власти (power) – power over (власть над) и power to (власть / способность к) – было сосредоточено множество дискуссий [Gohler 2009; Pred 1981а; Wrong 1979]. И power to, и power over имеют ассоциации: власть делать что-то и власть над кем-то явно возникают в пространственно-временных контекстах [Allen 2008]. Вероятно, мы могли бы рассматривать бытие как «власть (способность) наличествовать» {power of presence), то есть третье измерение власти. Власть наличествовать подразумевает конкретные свойства, которые делают вещь тем, что она есть, но также и определенную пространственно-временную траекторию ассоциаций. Власть наличествовать – это свойство всего, и одушевленного и неодушевленного, но вещи неодушевленные не могут проявлять инициативу в использовании своих возможностей. Они действительно «имеют значение», как настаивает Латур, но сами не «действуют», поскольку должны приводиться в действие физическими силами или одушевленными существами. Разумеется, в наше время существуют вещи очень сложные – такие, как компьютеры и роботы. Возможно, когда-нибудь они обретут самостоятельность и начнут переделывать мир под себя. Но сегодня они пока еще наши инструменты. «Власть к» и «власть над» могут реализовывать лишь живые существа, хотя ни то ни другое не было бы возможно, если бы не специфическое присутствие вещей. Смысл в том, что вещь – это то, что она есть, даже если о ней можно сказать, что она представляет, демонстрирует или воспроизводит что-то другое.

В описании причинных следствий мы все равно должны исходить из сущностей – вещей, которые индивидуально и уникально являются именно тем, что они есть. Тот факт, что мы можем формулировать изменения, происходящие благодаря определенным однородностям и закономерностям, не устраняет этого изначального элемента индивидуальности, предпочтения и предвзятости. Напротив, формулирование законов предполагает именно эту способность. Мы не можем избежать этого факта, если будем пытаться трактовать каждую вещь как следствие других вещей. Это прямо-таки впихивает индивидуальность в те, другие вещи [Dewey 1993: 138].

Перейти на страницу:

Все книги серии Современная западная русистика / Contemporary Western Rusistika

Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст
Феномен ГУЛАГа. Интерпретации, сравнения, исторический контекст

В этой книге исследователи из США, Франции, Германии и Великобритании рассматривают ГУЛАГ как особый исторический и культурный феномен. Советская лагерная система предстает в большом разнообразии ее конкретных проявлений и сопоставляется с подобными системами разных стран и эпох – от Индии и Африки в XIX столетии до Германии и Северной Кореи в XX веке. Читатели смогут ознакомиться с историями заключенных и охранников, узнают, как была организована система распределения продовольствия, окунутся в визуальную историю лагерей и убедятся в том, что ГУЛАГ имеет не только глубокие исторические истоки и множественные типологические параллели, но и долгосрочные последствия. Помещая советскую лагерную систему в широкий исторический, географический и культурный контекст, авторы этой книги представляют русскому читателю новый, сторонний взгляд на множество социальных, юридических, нравственных и иных явлений советской жизни, тем самым открывая новые горизонты для осмысления истории XX века.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Коллектив авторов , Сборник статей

Альтернативные науки и научные теории / Зарубежная публицистика / Документальное
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века
Ружья для царя. Американские технологии и индустрия стрелкового огнестрельного оружия в России XIX века

Технологическое отставание России ко второй половине XIX века стало очевидным: максимально наглядно это было продемонстрировано ходом и итогами Крымской войны. В поисках вариантов быстрой модернизации оружейной промышленности – и армии в целом – власти империи обратились ко многим производителям современных образцов пехотного оружия, но ключевую роль в обновлении российской военной сферы сыграло сотрудничество с американскими производителями. Книга Джозефа Брэдли повествует о трудных, не всегда успешных, но в конечном счете продуктивных взаимоотношениях американских и российских оружейников и исторической роли, которую сыграло это партнерство.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Джозеф Брэдли

Публицистика / Документальное

Похожие книги