Москва в эпоху Средневековья: очерки политической истории XII-XV столетий

К концу XI в. можно отнести и истоки явления, характерного для древнерусских городов-государств, – соперничество городских общин за первенство в крае. Вначале это «старейшие» города Ростов и Суздаль, позже к ним прибавляется «мезиний» Владимир. Значение его растет уже при Юрии Долгоруком, а апогей могущества приходится на княжения Андрея Боголюбского и Всеволода Большое Гнездо. Об этих событиях мы имеем уже достаточно определенные известия.

Рассмотрение бурных коллизий в истории северо-восточных земель второй половины XII – начала XIII в. как соперничества городов, в первую очередь Ростова, Суздаля и Владимира, началось еще в XIX в. Так подходил к этой борьбе, например, Н. А. Полевой. В его рассказе фигурируют ростовцы и владимирцы, которые спорят «о старейшинстве городов своих» [Полевой 1830: 82–83]. Наиболее четко эту мысль сформулировал С. М. Соловьев. В соответствии со своей концепцией он считал, что с Андрея Боголюбского начался «новый период, период борьбы между старым порядком вещей и новым. Начало этой борьбы обозначилось борьбою старых городов с новыми». Схему борьбы городов С. М. Соловьев наполнил и социальным содержанием. По его мнению, в старых городах «слышится преимущественно голос высшего разряда – ростовских жителей, бояр, дружины вообще». Новые города – пригороды – возглавляет в борьбе князь. Вечевые традиции здесь отсутствовали. Жители пригородов – «люди простые ремесленные», «получив от князя свое бытие, они необходимо считали себя его собственностью». Борьба городов «должна была решить вопрос: где утвердится стол княжеский – в старом Ростове или новом Владимире, от чего зависел ход истории на севере» [Соловьев 1846: 16–18 и др.; 1988, т. 1–2: 516–517, 531–538].

Трактовка социальной борьбы на северо-востоке Руси как борьбы городов с многочисленными уточнениями, дополнениями и т. д. в историографии XIX – начала XX в. получила полную поддержку [Пассек 1870: 7–13, 106–109; Костомаров 1870: 43, 51–52; Корсаков 1872: 113 и др.; Затыркевич 1874: 248–257; Сергеевич 1902: 22–30; Ключевский 1987: 326–331; Платонов 1915: 105 и др.] (особняком здесь стоит мнение А. Е. Преснякова: «Не столько “вечевые” города тут действуют, сколько их социальные верхи: бояре и вся дружина» [Пресняков 1909: 232]). Более сдержанно отнеслись к такому пониманию происходившего советские историки. Так, к примеру, М. Н. Тихомиров полагал, что в такой традиционной постановке вопроса теряется социальный смысл борьбы [Тихомиров 1955а: 234] (см. также: [Воронин 1935: 222–225; Мавродин 1960: 32; Греков 1953: 367–368; Пашуто 1965: 43–48; Черепнин 1965: 269–272 и др.]). Тем не менее тезис о борьбе городов развивался и в ряде работ советских историков [Насонов 1924: 14–17; Приселков 1940: 73 и др.; Галкин 1939: 105 и др.; Фроянов 1980: 157 и др.; 1995а: 590 и др.; Фроянов, Дворниченко 1988: 228 и др.; Лимонов 1987: 103]. В целом же мнениям, взглядам, оценкам этой борьбы, можно сказать, несть числа, что уже само по себе свидетельствует о социальной значимости этих событий в общественном развитии северо-восточных земель.

В конечном итоге восприятие конфликта как борьбы городов, представлявших целостные социальные организмы, между собой или как соперничества между отдельными «партиями» всего края зависит от подхода к расстановке социальных сил. Краеугольным камнем при рассмотрении борьбы городов является также вопрос об участии в ней народных масс. Большинство историков признают определенную роль городского «людья» в межгородских столкновениях. Но силу горожан историки, как правило, видят только во Владимире, считая Ростов и Суздаль городами «боярскими», где боярство «поглотило» все остальное население. От решения в первую очередь этих вопросов и делались общие выводы.

Наиболее подробно конфликт 1175–1177 гг. был рассмотрен В. О. Ключевским. Анализируя события на широком фоне действующих в них социальных сил, ученый вскрыл социальную сущность явлений глубоко и масштабно. Отталкиваясь от выводов С. М. Соловьева, В. О. Ключевский пришел к заключению, противоречащему им, выявив «тройную борьбу» общества, разделившегося «в борьбе горизонтально, а не вертикально», то есть по сословиям, а не по городам. Цепь рассуждений Ключевского стройна, все выводы логичны. Тем не менее есть основания присмотреться к ним пристальнее, особенно учитывая их близость к построениям ряда советских историков, поскольку последние считают решающим фактором в борьбе 1175–1177 гг. именно раскол северо-восточного общества на антагонистические классы, а не на городские общины.

События 1175–1177 гг. в Северо-Восточной Руси предстают перед нами как борьба городских общин. Точнее, мы наблюдаем борьбу общин главных городов волости с общинами пригородов, характерную для Древней Руси, начиная со второй половины XII в. Ученые XIX – начала XX в. неоднократно отмечали стремление пригородов различных волостей к обособлению и пытались объяснить этот процесс. Рассматривался этот вопрос и в историографии[23].