Москва в улицах и лицах

Московские гимназии, основанные в первой и второй половине ХIX века росли, покупали просторные дома, строили новые здания по собственным проектам с актовыми и спортивными залами, научными кабинетами. Так, Третья гимназия гордилась минералогическим кабинетом, чья коллекция камней собиралась под руководством крупнейшего естествоиспытателя ХIX века профессора Карла Рулье. Он автор книги "О животных Московской губернии". В каждой гимназии вырабатывали свои методы обучения, формировались традиции, создавалось сильное информационное поле. Все это богатство советской власти не понадобилось, ВСЕ московские гимназии закрыли в 1918 году, превратив в типовые "трудовые" школы...

В большом владении князя Пожарского на рубеже XVIII-ХIX веков построили в глубине двора еще один дворец, чудом сохранившийся на Большой Лубянке, 12, в более поздней архитектурной экипировке. Этот дворец приобрел перед войной 1812 года граф Федор Васильевич Ростопчин, назначенный главнокомандующим Москвы, военным губернатором в чине генерала от инфантерии.

Выбор Александра I пал на него не случайно. Трудно было во всей империи найти человека, который идейно был бы так готов к войне с Наполеоном, как Ростопчин. Из под его пера вышла повесть "Ох, французы" и другие сочинения антифранцузского содержания. В молодости граф слушал лекции в Лейпцигском университете, много путешествовал, воевал, штурмовал Очаков... Его считали человеком "большого ума и редкого остроумия", спосбным не только красиво говорить, но и расмешить даже скучавшего великого князя Павла. Придя к власти, Павел I осыпал чинами и орденами любимца, возвысил его безмерно. И также внезапно отправил в ссылку, в подмосковное Вороново, где пришлось генерал-адьютанту долго ждать своего часа.

Став губернатором, граф Ростопчин начал искоренять тлевшие со времен Екатерины II гнезда массонов, казавшиеся ему предателями. В поле его зрения попал купеческий сын Верещагин, который перевел с французского речь Наполеона перед главами Рейнского союза и письмо королю Пруссии. Губернатор счел это преступлением, даже обратился к императору с просьбой наказать Верещагина пожизненной каторгой или предать смертной казни. Своей властью он арестовал беднягу.

Когда началась война, граф Ростопчин сочинял "Дружеские послания главнокомандующего в Москве к ее жителям", называвшиеся "афишками", чтобы поднять дух москвичей. Он формировал полки ополченцев, обещая повести их в бой против "супостата". Губернатор закрыл винные лавки, превратил свой дворец в госпиталь, эвакуировал архивы, сокровища Кремля, монастырей...

На Большую Лубянку вечером 1 сентября 1812 года прискакал из Филей курьер с известием о сдаче Москвы. Ночью Ростопчин собрал подчиненных и приказал, после того как через город пройдет армия, поджечь армейские и городские склады боеприпасов, военного имущества, фуража, леса... Из Москвы вместе с солдатами ушли по его команде все пожарные с "огнегасительными снарядами"...

Утром перед домом Ростопчина собралась толпа, жаждавшая знать - будет ли Москва сдана. Но этого губернатор не сказал, а приказал вывести двух арестованных - француза Мутона, учителя фехтования, и купеческого сына Верещагина.

Стоя на балконе дома, губернатор вынес Верещагину приговор, прокричав толпе, что это единственный предатель в городе. И приказал драгунам зарубить невинного саблями. Но приказ они не выполнили, потому что роль палача сыграла жаждавшая крови толпа.

На глазах многих зрителей Ростопчин еще раз продемонстрировал актерские способности. Обращаясь к Мутону, он сказал так, чтобы его все слышали:

"Я оставляю тебе жизнь. Ступай к своим и скажи им, что несчастный, которого я наказал, был единственным из русских, изменник своему Отечеству".

После самосуда граф с черного хода сел в поданную ему карету и, бросив дом на произвол судьбы, тайком покинул Москву, поспешив в свое имение. Дворец в Вороново, полный картин, дорогой мебели, имение и конный завод он поджег, оставив записку:

"Французы! В Москве я оставил два дома и движимости на полмиллиона рублей, здесь вы найдете только пепел".

Полицеский пристав выполнил приказ губернатора "старатья истреблять все огнем", в этом ему помогали колодники, выпущенные из тюрем заключенные. Поджигались лавки, каретные мастерские, которые бросились грабить генералы-победители, жгли лавки и сами немногие оставшиеся в городе купцы.

Так 2 сентября 1812 года начался грандиозный пожар Москвы, потрясший воображние современиков, и в их числе Джона Байрона, утверждавшего, что с гибелью Москвы сопоставим будет только грядущий огонь конца света. На волновавший всех тогда вопрос, кто сжег город, поэт дал однозначный ответ:

Кто ж раскалил пожар жестокий в ней?

Свой порох отдали солдаты,

Солому с кровли нес своей

Мужик, товар свой дал купец богатый,

Свои палаты каменные - князь,

И вот Москва отвсюду занялась!

Оставленная без пожарных и водяных насосов столица, застроенная деревянными домами, горела как пороховой склад. Из свыше девяти тысяч строений сгорело почти шесть с половиной тысяч. Из 329 церквей сохранилось 121.