Москва времен Чикаго

— Ну… приезжал ко мне Усков. Только ты никому, ладно?

— Железно! — пообещала Зина.

…Получив повестку, Титовко решил не искушать судьбу и явиться к следователю. Пока шла обычная формальная процедура в комнате допросов Генеральной прокуратуры, Усков внимательно наблюдал за подозреваемым. Ему было известно, какие высокие должностные лица хлопотали за этого мошенника, чтобы освободить его из-под стражи. Казалось бы, Титовко должен был испытывать чувство удовлетворения, если не радости от этого.

Но ничего подобного на его лице Усков не увидел. Наоборот, перед ним сидел постаревший, замученный человек. Куда девался былой лоск этого господина, в какую черную дыру улетела вальяжность?

На эти вопросы следователь тоже хотел бы получить ответы. Потому что и от них зависело многое.

И Усков постарался прежде всего развеять их былую враждебность.

— Видите, господин Титовко, я вам не враг, как вы всегда почему-то считали. Ведь я не стал препятствовать вашему освобождению, не так ли?

Подозреваемый хотел было ответить обычной колкостью, но раздумал. Он тоже понимал, что лучше худой мир, чем добрая ссора.

— Спасибо, — просто сказал он. — Если смогу ответить тем же, располагайте мною.

Такая перемена в отношении к нему насторожила и, признаться, озадачила Ускова. Уж очень она была неожиданна и скоропалительна. Следователь прокуратуры был и навсегда останется для Титовко врагом. Значит, надо искать причину такой перемены.

— Надеюсь, вам не очень мешали другие заключенные в следственном изоляторе? — нащупывал почву Усков.

— Мешали. И я не хотел бы попасть туда снова, — откровенно заявил допрашиваемый.

«Может, в этом причина? — размышлял Усков. — И он действительно боится снова загреметь в СИЗО?.. Хотя вряд ли только в этом!»

— В таком случае прошу вас честно отвечать на мои вопросы. Вы подтверждаете, что были в составе преступной группы, организовавшей хищение казенных денег?

— Это клевета! — категорично заявил Титовко.

«Ясно, — расстроился Усков. — По-доброму разговаривать с этим господином не придется».

— Боюсь, вы начинаете испытывать мое терпение. И я начинаю подумывать, а не изменить ли мне вновь вам меру пресечения?

— Вы не можете это сделать!

— Ошибаетесь, очень даже могу. И на этот раз вам не помогут никакие высокие заступники. Да они, по-моему, вряд ли и захотят это делать. Вы ведь уже не руководитель департамента правительства?

Это был болезненный удар для Титовко. Он не предполагал, что эта плохая новость так быстро достигнет Ускова. Поэтому наклонил голову, чтобы скрыть беспомощность, охватившую его.

— Достаточно, например, мне составить протокол, что вы, находясь под залогом, не явились ко мне вовремя на допрос или совершили иное незначительное правонарушение. Вы же знаете наши возможности.

Титовко подавленно молчал.

— Я жду, господин Титовко. Или мне посадить вас в одну камеру с Джевеликяном?

При упоминании этого имени допрашиваемый вздрогнул так, словно его тряхнуло током. Андрей моментально воспользовался своим открытием:

— Если будете молчать, я составлю протокол.

— Но ведь я к вам явился!

— А кто это подтвердит? Я? Ни в коем случае!

— Это шантаж!

— Называйте как угодно, мне все равно. Я, например, могу квалифицировать ваше преступление как грабеж. По вашей вине людям теперь не выплатят вовремя пенсии или зарплаты. Сколько вы успели награбить у государства? Несколько миллиардов? А сколько бы еще нахапали, если бы мы не обнаружили ваш преступный анклав! Я жду.

Титовко поднял взгляд на следователя. В его глазах стояли слезы.

— Пощадите! Вы губите все, что я создавал долгие годы: карьеру, репутацию, честь.

— Ну, допустим, о чести в данном случае и речи быть не может. А остальное — дело наживное. По крайней мере я обещаю вам, что оставлю вас до суда на воле. В ответ на добровольное признание. Имейте в виду, что следствие располагает доказательствами вашей вины: записями ваших разговоров, свидетельскими показаниями и другими.

Допрашиваемый подумал, затем резко махнул рукой:

— Записывайте.

Усков сделал знак, и секретарь включил записывающую аппаратуру. Титовко довольно подробно рассказал о том, как возникла идея, как ее осуществляли. Однако главный упор он делал на вину не свою, а Джевеликяна. Настолько, что следователь был вынужден задать ему новые вопросы:

— Вы все время делаете упор на вину Джевеликяна. Но ведь он в это время находился в следственном изоляторе и не мог участвовать в организации несанкционированного проникновения в компьютерную систему Центробанка!

— Ошибаетесь! — Похоже, Титовко вновь обрел былую уверенность. — Он собрал нас в своем логове, где скрывался, на бывшей даче Сталина в Сочи. Это он организовал ту комнату с аппаратурой на своей загородной даче здесь, в Москве. Это он осуществлял руководство операцией из тюремной камеры по персональному телефону мобильной связи. Кстати, господин следователь, кто позволил матерому преступнику, который обвиняется в таком тяжком преступлении, иметь в тюремной камере средство связи с внешним миром?