Москва времен Чикаго

Преодолеть забор дачи Петракова для тренированного, молодого Андрея не составило труда. Это был не тот высоченный железобетонный забор с охранной видеосистемой, который он перемахнул на даче Джевеликяна. У провинциального мэра и дом был пониже, и забор пожиже.

Стараясь не привлекать внимания охраны, Усков осторожно приблизился к коттеджу. И стал осматривать его на предмет проникновения внутрь.

Ему повезло: прямо на первом этаже, на той стороне, что была обращена в глубь бора, он заметил открытую форточку. Видимо, обитатели дачи были настолько уверены, что к ним никто не залезет, что даже не закрывали форточки, когда оставляли дом.

Андрей нашел под ногами какую-то длинную доску, поднес ее к окну с открытой форточкой, легко по ней взобрался и открыл окно изнутри.

Оказавшись в доме, он стал искать кабинет мэра, поздравив себя с тем, что прихватил фонарь.

Заглянув в несколько комнат, он наконец набрел и на кабинет.

Он посветил фонарем, и в его свете увидел бумаги на письменном столе. Подошел, полистал.

Но они не представляли никакого интереса. По крайней мере для следствия.

Андрей и сам не знал, что ищет. Действовал типично по-русски, на авось. И так же по-русски из этого ничего не вышло.

На столе, в его ящиках, на книжных стеллажах не было ничего интересного. Создавалось такое впечатление, что здесь заранее подготовились к официальному обыску.

Усков устало оперся на край стола. И вдруг столешница поехала под его рукой и приоткрыла потайной ящик.

Он посветил фонариком. Да, там лежали бумаги.

Андрей взял одну из них. Это был какой-то договор с какой-то иностранной фирмой о поставке урана.

— Уран?! — воскликнул Усков. — Ничего себе! А при чем здесь Петраков?! Ребус.

Он еще и сам не понимал, что нашел. Но чувствовал, что подцепил наконец на крючок живца, долго морочившего ему мозги.

Усков забрал из тайника все бумаги и решил тщательно изучить их в Москве.

Обратный путь он проделан играючи. Скоро его «Жигули» уже петляли по улицам родного поселка. Андрей решил переночевать у матери, чтобы рано утром выехать в столицу.

Генеральный прокурор тщательно подготовился к звонку премьер-министру. Заранее несколько раз подряд продумал все свои вопросы и его возможные ответы, чтобы не попасть впросак. И только после этого набрал четырехзначный номер.

— Вас слушает приемная главы правительства, — ответил секретарь.

— А где Николай Николаевич? Это говорит Генеральный прокурор.

— Он сейчас занят.

— Скажите ему, пожалуйста, что я жду его звонка. Дело срочное и важное.

— Обязательно передам.

Александр Михайлович положил трубку.

«Вот так, — подумал он. — Когда подготовишь одно — обязательно выйдет другое».

Однако поразмышлять на досуге ему не удалось: через несколько минут раздался звонок аппарата правительственной связи.

— Что случилось, Александр Михайлович? — поинтересовался глава правительства. — Надеюсь, не государственный переворот?

— Нет, слава Богу, до такого не дошло.

— Тогда что же вы меня отрываете? Я ведь работаю не на паркетном поле Кремля: у меня немереное поле деятельности. Уже и двадцати часов в сутки скоро не станет хватать!

— Сочувствую вам, — серьезно ответил Генеральный прокурор. — Каждому, как говорится, свое. А потревожил я вас с одной целью: не могли бы вы приехать ко мне? Есть разговор.

После паузы Николай Николаевич ответил несколько раздраженным тоном:

— Ваши тайны мадридском двора начинают меня утомлять. Или говорите яснее, или не отрывайте меня от дел. Меня в приемной испанский посол ждет.

— Думаю, что он может подождать. А говорить по телефону — не в ваших интересах.

— Да что вы мне угрожаете? — взорвался премьер-министр. — Вы хоть соображаете, с кем говорите?!

Александр Михайлович спокойно выслушал то, как отчитал его глава правительства, и с достоинством ответил:

— Прекрасно соображаю. С высшим должностным лицом государства, который, как и все граждане страны, подчиняется ее законам. Если вы не хотите приехать ко мне, в таком случае я буду вынужден допросить вас официально.

Наступило гнетущее молчание. Генеральный прокурор не хотел горячиться и тем более произносить таких слов, как «допрос». Но пренебрежительный тон премьер-министра вынудил его сделать это. А теперь уже надо было идти до конца.

Понял и глава государства, что его дело слишком серьезно, чтобы продолжать вести разговор на таких повышенных тонах. Но он, что называется, закусил удила и не мог остановиться. Потому он сухо заметил:

— И как же вы собираетесь меня допросить? Пошлете наряд милиции? Возьмете ОМОН и начнете штурмовать Дом правительства?

— Очень просто, Николай Николаевич. Я поставлю в известность прессу.