Москва времен Чикаго

Андрей шепотом приказал омоновцам занять места на подступах к квартире, а сам нажал кнопку звонка. Как он и ожидал, никто не подошел открывать. Джевеликян, возможно, затаился и ждет в глубине квартиры. А может, приготовил свой пистолет-пулемет и сейчас откроет огонь.

Усков резко надавил звонок еще раз, немного подождал и решил действовать. Один из омоновцев, мощный высоченный парень, с разбегу шибанул дверь плечом. Типовая, сделанная из прессованных опилок преграда тут же распахнулась, не выдержав натиска.

Следователь, с пистолетом наизготове, ворвался в квартиру. Но она была пуста.

Усков быстро прошелся по комнате, заглянул на кухню, в ванную. Везде были следы недавнего пребывания человека. А в пепельнице на столе едва ли не дымился окурок, положенный сюда не более десяти минут назад.

«Опоздал! — мелькнула тягостная мысль в голове Ускова. — Опять опоздал!»

Он кинулся к окну, выходившему во двор, но ничего подозрительного не обнаружил. Никто не бежал, не спешил к машине, не скрывался.

Усков быстро вышел на лестничную площадку и стал звонить в дверь соседям. Никто не ответил, но Андрей заметил, что в «глазок» кто-то за ним наблюдает.

— Пожалуйста, откройте! — потребовал он. — Я следователь Генеральной прокуратуры!

— Покажь, милок, документ! — раздался в ответ старушечий голос.

Андрей приложил удостоверение почти вплотную к «глазку». Раздался скрежет давно не смазанного замка, и дверь тихо отворилась. Из-за нее показалась голова старушки в темном платке.

— Знаю, знаю, — быстро, доверительным тоном, сообщила она. — Мне эта фатера самой подозрительной кажется. Сколько времени, а там никого нет! А вчерась один тип появился. Жгучий брунет и с браслетом из золота на руке. В детский пальчик толщиной.

— Этот? — показал следователь фотографию Джевеликяна.

— Он! Вот те крест, он! Я сразу поняла, бандит! Хоть и одет прилично.

— И куда же он делся?

— Все знаю, милок! Я человек старый, одна, вот и наблюдаю в «глазок», кто в нашем доме крутится. С час назад в эту фатеру еще один бандит заявился. Тожить одет с иголочки, маскируется. Но меня не проведешь, я в людях разбираюсь. Вот вы, сразу видать, человек приличный.

— Час назад? — не обращая внимания на комплимент старушки, переспросил Усков. — И где он сейчас? В квартире никого нет!

— Так они только что вдвоем вышли! Видать, на промысел пошли!

— Черт! — выругался Андрей. — Вот не везет! Посмотрите, — протянул он старушке еще одно фото, — может, этот человек приходил?

— Он. Точно, он!

«Титовко, — констатировал Усков. — Значит, повез его куда-нибудь прятать. Может, проскочить по другим его квартирам?»

— Спасибо. — Он поблагодарил бабульку и быстро, через ступеньку, побежал по лестнице к выходу.

— А фатера? — вслед ему заверещала старушонка. — Она же теперь нараспашку. Украсть чего могут!

— Вы пока посторожите, сейчас из РЭУ подъедут и опечатают.

Нужно было успеть в две другие московские квартиры Титовко: вдруг в одной из них он сейчас потягивает коньячок с Джевеликяном? Второй раз подряд докладывать Генеральному прокурору, что опять упустил преступника, — перспектива не из приятных.

Вячеслав Иванович Петраков, мэр крупного областного центра, расположенного недалеко от Москвы, пребывал в расчудесном расположении духа. Еще бы! Наконец он мог быть уверен, что Джульетта, эта гордая и непокорная женщина, прекрасная журналистка, снискавшая себе громкую славу серией разоблачительных статей о коррупции, стала его любовницей.

«Теперь, после Таиланда, где я сделал все, чтобы она чувствовала себя королевой, никуда она от меня не денется! И не побежит к этому придурку Мягди, этому чучмеку, который до сих пор Фрейда от Баха не отличит!»

Вячеслав Иванович вспомнил один из своих последних разговоров с Джевеликяном и, не сдержавшись, рассмеялся. Да так громко, что невольно посмотрел на дверь кабинета: не слышит ли секретарша? Но двери были двойные, дубовые, и никакой, даже малейший звук из кабинета градоначальника за его пределы утечь не мог.

Тогда он обсуждал с Джевеликяном свои финансовые дела. Мягди уперся рогом и никак не хотел перечислить на счет Петракова в швейцарском банке энную сумму баксов. Он сидел в кресле, подперев голову правой рукой, и очень напоминал Вячеславу Ивановичу одну известную скульптуру.

— Ты мне напоминаешь роденовского «Мыслителя»! О чем здесь так долго рассуждать?!

— Кого? — выпучился Джевеликян.

— Ну, то скульптурное изваяние, о котором Сальвадор Дали изволил саркастически заметить: «В такой позе не только думать, гадить неудобно!»

— А они в какой группировке? В кавказской?

Мгновение Петраков с недоумением взирал на Джевеликяна, не зная, что и ответить. Потом все же пояснил с некоторой долей иронии:

— Дорогой, они почили в бозе, и довольно давно. Причем один во Франции, второй — в Испании.

— Тогда понятно, почему я их не знаю. Нам нужно всерьез заняться налаживанием связей с иностранными партнерами.

— Опоздали, — философски заметил Петраков. — Да эти люди и не стали бы с нами связываться. Уровень не тот.