У всех ощущение тупика. Всех отпустили на перерыв. Римас закинул голову на скрещенные пальцы рук, уставился в потолок. Неелова закурила, и они тихо начали обсуждать, что там за словами. А через несколько минут сцена всеобщего тупика сменится всеобщим весельем.
— Грубо, по-солдатски грубо снимай штаны, — требует Римас от молодого артиста Древнова. По-солдатски — значит, до колен. Артист встает на стул на четвереньки в позе, имеющей в народе конкретное название. И сзади к нему подходит Берли — Жигалов.
Боже! Неужели режиссерский поиск пал так низко — до гомосексуальных фантазий? Однако… Резкое движение Жигалова, и все, кто был в зале, буквально упали в проход от хохота. Смех переходит в истерику: оказывается, под страхом быть задержанным Мортимер письмо королевы хранил… Нет, такое надо видеть. Хотя Шиллер, конечно, здесь ни при чем.
— Так. Всэ выходят в польтах, — командует Римас, и все тут же хором втолковывают иностранцу, что во множественном числе русский язык никаких пальтов не потерпит.
Самый страшный — казнь королевы. Избежать ее художник не мог. Сейчас он бьется над тем, как бы поэффектнее отсечь красивую головку шотландской королевы, полную честолюбивых идей.
Вот Яковлева по его велению положила голову на край высокой спинки стула. Луч света выхватывает только голову в шапочке и руки в длинных до плеч алых перчатках. Она — как птица в предсмертном полете.
— Нэт. Нэ так. Возьмите ее там, откуда у нее зубы растут.
Когда нервничает, у него проблемы с русским и он не может найти нужное слово. В данном случае — челюсть.
Зачем такие муки? Чтобы эффектом, бьющим по глазам, полоснуть мне по сердцу. Чтобы от этой давнишней истории двух королев я упала, как «банкир, заколотый апашем»… Хотя я не банкир, а горячий литовский парень Римас совсем уж не апаш. Он серьезный художник, который с легкомысленностью гения рвет свои рукописи и сжигает холсты…
Поэтому режиссер любит не слова, а то, что за словами, — жест, образ, метафору, ритм, перед которыми многосложные пудовые тексты — ничто.
От игры двух актрис становится жутко.
— Знаете что, мою голову надо вынести на поклоны, — шутит Яковлева, которую достали актерские приколы: ей глазки, как покойнице, двумя пальцами закрывают. Жутковато. Но почему-то все смеются.
Мистический авторитет
МИСТИЧЕСКИЙ АВТОРИТЕТ
— Валерий, режиссеры, как правило, опасаются мистических авторов вроде Гоголя и Достоевского, которые, если верить театральным легендам, играют со спектаклями и их авторами, как с игрушками. Ты же как будто нарываешься на неприятности и в последнее время только и ставишь Гоголя. Почему?
— Я не нарываюсь. Мне всегда интересен переход человека в другое состояние, переход от света к тьме, присущей каждому из нас, и в этом смысле я мистики не боюсь. Мистический мир или потусторонний — как хочешь его назови, но я чувствую, что он есть. Не говоря о том, что я театр воспринимаю вообще как некое сновидение. Важно одно — ради чего ты все делаешь? Если я соприкасаюсь с мистикой, то для меня как для режиссера это прежде всего связано с утверждением внутреннего позитива.