Москвичка

Вы, Ольга Николаевна, вскинули голову:

— Эти азбучные истины я тоже понимаю, но здесь требуется только уполномоченная рука…

— К сожалению, Ольга Николаевна, у нас здесь ничья рука в этом смысле не уполномочена.

— Значит, идите, Ольга Николаевна, в следующую инстанцию? Это уже становится смешно. Не пойду!

Если бы Сергей Софронович Лакутинов видел когда-нибудь сцену вашего детства, получившую название «На глубину — вброд», он уловил бы в вашем голосе опасные ноты. Но он улыбнулся, как улыбаются капризу красивой женщины. Однако оттого, что вы раздражались, его нервы тоже ответили слабым отзвуком. Ему хотелось бы видеть, что логичная манера рассуждений нравится знаменитой москвичке и сам он вам импонирует как человек объективный, обходительный и не забывающий, что говорит с дамой. Год назад он оказал вам помощь ради Лилианы Борисовны, но теперь был бы не прочь сделать вид, что это делалось ради ваших заслуг и ему было бы желательно, чтобы на вашем лице отразилась признательность. В конце концов, он не автомат вроде тех, что стоят в закусочной: опустил жетон — получил бутерброд, а не получил — значит, досада: автомат неисправен.

— Не следует горячиться, Ольга Николаевна. Вникните, пожалуйста, хотя бы в такое обстоятельство, как Реабилитационный центр. Простите, — он заметил ваш взгляд. — Я лично считал вашу кандидатуру подходящей. О, тогда было бы проще, и вам не пришлось бы за такой мелочью идти сюда. Зигзаги удачи! — Он вздохнул. — Организация центра заставила нас теперь кое в чем экономить. Но на вашем заявлении мы экономить не станем. Оставляйте его у меня — к весне, повторяю, все будет. Согласитесь: не было бы этого случая со столовой — еще год или два не было бы вашего заявления.

Вы, Ольга Николаевна, встали и отошли к окну, мельком кинув взгляд на противоположные здания… Случай — хороший учитель… Но два взрослых человека тем не менее толкут воду в ступе, и нет из этого выхода! Идет час, два, проходит жизнь, идут столетия… Брр, космическим холодом повеяло… Перед вечностью все безразлично — будет хорошее питание, не будет хорошего питания. Но если все безразлично и если для этого человека, как и для вас, ничто в конечном итоге не страшно и не смертельно, кроме холода вечности, — больные будут хорошо накормлены!

— Знаете, Сергей Степанович… Софронович… — вы обернулись от окна. — Как мизерны все наши разговоры, аргументы и контраргументы и как важны дела, даже самые мелкие! Об этом я сейчас подумала. Не хотела бы вас шокировать, но отпустить меня с отказом вам не удастся. Не так часто бывают в жизни ситуации, когда я закусываю удила, но теперь я уже закусила! — вы рассмеялись, глядя на Сергея Софроновича Лакутинова дерзкими и посветлевшими, словно от гнева, глазами.

Он не сразу ответил: ему помешал телефон. Положив трубку, он сухо извинился, что его вызывают на коллегию. Вы продолжали стоять у окна. Его сухое лицо сделалось еще суше. Теперь не только нос, но и губы походили у него на клюв, только клюв раскрытый.

— Вы никогда не задумывались, что важны не только ваши дела, но и чужие? И вообще, — вдруг проговорил он, начиная нестись по каким-то волнам, по стремнине. — У вас ЧП следуют за ЧП! Дежурный врач у вас проверяла обед? И что же? Нерадивость! Мы можем на все взглянуть по-иному. Мы можем начать думать, что хотя вы молитесь… простите, на дело, но не справляетесь с порученной вам работой. Мы здесь больше слышим о разных ЧП, чем видим результаты… Вы не даете мне закрыть кабинет…

Еще при первом слове о ЧП он распахнул дверь, и вот стоял в проеме, как в раме, слегка напоминая оскорбленного, дышащего благородством Дон-Кихота.

Внезапный вскрик и стук заставили вас широко раскрыть глаза.

— А ну, пропустите! — раздался голос Медведева. Лакутинов тотчас посторонился. — Прошу слова, уважаемое собрание!

Нагнув голову, Олег Николаевич бросил дикий взгляд, куда деть костыли. Они упали в угол, загремев со звуком сваленных дров.

— Сижу в коридоре, — почти возвестил он. — Вы кричите о ЧП! Сомневаетесь в результатах! А это что, не результат?!

Тут он притопнул негнущейся своей ногой, правой, притопнул левой и повел руками в воздухе кабинета, словно обходя танцевальный круг. И-и, эх! — сказал он, — Я вижу, что это не морская палуба, здесь некому поддержать меня, но я все же станцую. — И он неуклюже затопал своими прямыми ногами, двигаясь так же, как двигался бы разгулявшийся на карнавале парень, пытаясь танцевать на деревянных ходулях. Вы, Ольга Николаевна, пытались его остановить: это опасно, это его уложит! Но он наступал на Лакутинова, притоптывая и приговаривая:

— Значит, одни ЧП и маловато результата! Вот вам и ЧП и результат в одном объекте — это я! И-и, эх! Я летчик, у меня повреждение позвоночника, но я танцую перед вами! Надо еще поискать такого замечательного врача, как Ольга Николаевна!

Вы, Ольга Николаевна, уже готовы были броситься прочь и больше ничего не требовать, только бы утих Медведев. Но Олег Николаевич и сам вдруг замер, сконфузился и принял от вас поднятые вами костыли.