Моссад. Тайная война

Вероятно, ошибка Моше Шарета состояла в том, что, став премьером, он сохранил за собой пост министра иностранных дел. Это мешало его подчиненным видеть в нем полновластного главу правительства.

Особенно плохие отношения у него сложились с министром обороны Пинхасом Лавоном. Как станет потом ясно, назначение Лавона на пост министра было крайне неудачным. Умный и образованный, прекрасный оратор, он был на голову выше любого израильского политика, но, став министром, лишился обычной рассудительности и словно потерял голову.

Ему не хватало опыта работы в правительстве, опыта в военных делах. Ранее он придерживался достаточно голубиных взглядов. Но как только занял пост министра, его взгляды претерпели радикальную перемену. Он стал ястребом, готовым на любую авантюру.

Заносчивый Лавон демонстративно обращался к Шарету не как к главе правительства, а как к равному себе министру. Считал, что Шарету не следует докладывать о военных делах, с ним не надо советоваться и уж тем более незачем получать у него санкцию на проведение боевых, диверсионных и разведывательных операций.

Премьер-министр Шарет пытался объяснить министру обороны, что министерство проводит в жизнь политику правительства, но не определяет политику самостоятельно. Пинхас Лавон равнодушно выслушивал поучения Шарета и оставался при своем мнении.

Министр обороны Лавон сознательно обманывал премьера и делал то, что считал нужным. Соответственно руководители министерства и высокопоставленные офицеры тоже не спешили принять во внимание позицию премьера.

Армия проводила боевые операции, не ставя в известность премьер-министра. Ему докладывали о них уже задним числом и часто говорили неправду. Не только арабы, но и премьер-министр Израиля узнавал о военных акциях израильской армии уже после того, как они произошли.

Один лишь начальник политической разведки Моссад Иссер Харел сообщал Шарету о планах военных, если узнавал о них сам. Моссад из ревности не хотела усиления военной разведки.

Мягкий Шарет не решался уволить министра, которого выбрал сам Бен-Гурион. Он пытался учить своего министра обороны приличным манерам, мягко выговаривая Лавону в личных письмах: «Система информирования премьер-министра о проблемах безопасности не работает. Какие-то вещи происходят, а я об этом не знаю. Я слышу сообщения радиостанции «Голос Израиля», читаю газетные статьи, но мне ничего не известно о происходящем. А я должен знать все факты».

Ястребиная позиция министра Лавона, его пристрастие к военным акциям стали смущать даже его ближайших подчиненных — начальника Генерального штаба Моше Даяна и генерального секретаря Министерства обороны Шимона Переса.

Оба были очень амбициозными молодыми людьми, оба имели собственные политические цели, оба считали своим единственным лидером Бен-Гуриона. К министру Лавону они относились без особого почтения.

Моше Даяну не нравилось, что министр замкнул на себя начальника военной разведки, который всегда подчинялся начальнику Генерального штаба. Причем министр старался вникать в оперативную работу. Он очень заинтересовался боевыми возможностями особого подразделения номер 131.

Министр заявил, что он сам станет руководить его работой. Это противоречило традиции: за все боевые действия отвечал начальник Генерального штаба.

После египетской революции в июле 1952 года, когда молодые офицеры во главе с Гамалем Абд-аль Насером свергли короля Фарука, Израиль пытался тайно установить диалог с Каиром, надеясь, что новые лидеры способны покончить с враждой и заключить мир с еврейским государством.

18 августа Бен-Гурион в кнессете благожелательно высказался в адрес одного из руководителей египетской революции генерала Нагиба и заметил: «Не было и нет каких-либо причин для политического, экономического или территориального конфликта между нашими странами. Напротив, сотрудничество между Израилем и Египтом помогло бы Египту преодолеть политические и социальные трудности, с которыми он борется».

Через неделю, 26 августа, в Нью-Йорке советский представитель в ООН Яков Александрович Малик принял советника постоянного представительства Израиля при ООН Гидеона Рафаэля. Разговор был крайне доброжелательным. Среди прочего Малик поинтересовался, в чем смысл обращения премьер-министра Бен-Гуриона с трибуны кнессета к Нагибу:

— Вы что, серьезно надеетесь договориться с этим военным диктатором?

Гидеон Рафаэль ответил:

— Я не могу ответить, если ли шансы, что призыв премьер-министра увенчается успехом. Пока ждем ответа египтян. Мы не считаем, что у нас есть право выбора режимов, с которыми мы должны быть готовы жить в мире…

С помощью парижских посредников были установлены каналы связи, хотя на прямые переговоры египтяне не шли. Насер уполномочил египетского военного атташе в Париже полковника Окаша и Абдула Рахмана Садека поддерживать контакты. С израильской стороны эти контакты поддерживали поверенный в делах Шмуэль Дивон и пресс-секретарь посольства во Франции Дан Авни Сегре.