Мост

Я не знала, что Тарси к тому времени сказала ему или Балидору.

Ревик, однако, не был дурачком — он, должно быть, догадался, что я каким-то образом общалась с его тётей до того, как он узнал, что я жива. Он должен, по крайней мере, подозревать, что именно из-за меня Тарси завербовала Анале, Данте и Сурли, не поставив его в известность.

Конечно, всё это делала больше та часть меня, которая являлась «Мостом», а не «Элли», то есть, его женой.

Но почему-то я сомневалась, что это послужит оправданием.

Вне зависимости от того, что Ревик знал или не знал о том, как всё произошло, он, вероятно, чувствовал, что узнал обо всём последним, хотя он якобы являлся главным. Я знала, что что бы ни говорил ему его рациональный ум, его будет беспокоить факт проведения мной побочной операции параллельно с его операцией, за его спиной.

Я знала, что его будет беспокоить то, что я не сказала ему, что жива, и какая-то часть меня откровенно обманула его, намеренно или нет, чтобы действовать тайком.

Тот факт, что я сделала это ради спасения нашей дочери, возможно, ещё не дошёл до его сознания.

Тот факт, что я сделала это несколько менее «привязанной к Земле» частью моего разума и света, возможно, тоже не будет иметь смысла для этой более эмоциональной стороны его натуры.

В конечном счёте, что бы я себе ни говорила, я позволила ему верить, что я мертва.

Вдобавок та же самая часть меня решила включить в свой план Сурли, но не самого Ревика. Честно говоря, я понятия не имела, беспокоит ли его этот момент, но понимала, что ничего не поделаешь.

Так что да, сказать, что я не виню его за злость, было бы преуменьшением.

Честно говоря, я бы не удивилась, если бы Ревик попросил меня оставить его в покое на ближайшие несколько недель, если не месяцев.

Ну, то есть, я пробовала поговорить с ним, как только это стало безопасно. Я попыталась связаться с ним, как только вырубила Касс и взяла Лилай на руки. В ту самую секунду, когда я почувствовала его, я попыталась сказать ему, что я жива, что наша дочь у меня, и всё будет хорошо.

Но тем не менее… Переход от мысли, что твоя жена мертва, к тому, чтобы слышать её голос в своей голове, особенно после беспрестанного запудривания мозгов, которое он вытерпел от Тени в той Башне…

Я уже говорила, что действительно понимаю?

Я действительно, действительно всё понимала.

В тот момент я даже не знала наверняка, был ли он зол в прямом смысле слова, или более смущён и обижен и нуждался во времени наедине с собой.

Я не знала, считал ли он, что я сделала это как «Мост», или он винил Элли, то есть меня, свою жену… то есть персону здесь, на земле.

По правде говоря, я понятия не имела, что творится у него в голове. Я не знала этого с того момента, когда увидела, что он смотрит на меня из открытых дверей залитого кровью лифта, с ошейником на шее, с горящими глазами. Я даже не знала, о чём он думал, пока спорил со мной в том разгромленном вестибюле Башни.

Он не подпускал меня близко к себе — или к своему свету — чтобы позволить узнать.

Но теперь тупиковая ситуация должна завершиться.

Поскольку я полагала, что он не сможет покончить с этим самостоятельно, даже если его поместят в приватную конструкцию внутри Резервуара, я должна быть той, кто сделает это.

Кроме того, я не могла больше выносить разлуку с его светом.

Прошло уже достаточно времени.

И эти последние несколько месяцев тоже не были для меня праздником.

Глава 59 Не переступить грань

Он поднял взгляд только один раз.

Когда дверь впервые отворилась.

Увидев, что дверь открыта, он нахмурился, узкие губы скривились, а глаза ожесточились и стали похожими на стекло. Но как только он узнал меня, стоящую там, его глаза расширились. Я видела, как его ясные радужки осмотрели меня, как его взгляд скользнул по мне, а затем метнулся в сторону, как будто обжёгся.

Хмурый взгляд исчез, в отличие от того, что я ожидала увидеть. Ревик не казался сердитым, и даже настолько уж не желающим разговаривать со мной. Он не приказал мне выйти.

Чёрт возьми, он вообще ничего мне не сказал, по крайней мере, сначала.

Когда Торек закрыл за мной дверь, заперев замок с всё ещё слышимым скрежетом колеса, даже за дверью почти метровой толщины, Ревик так и не поднял головы. Я оглянулась назад как раз вовремя, чтобы увидеть, как лампочка над дверью сменила цвет с тёмно-красного на зелёный.

Как только это произошло, я выдохнула, переводя взгляд на Ревика.

Только тогда я поняла, что он активировал прозрачную панель между своим сегментом резервуара и соседним.

По тому, на какой стороне комнаты располагалась панель, я знала, в чей резервуар он смотрел. Ревик больше не взглянул на меня, хотя прошло, наверное, уже несколько минут.

— Почему ты не там? — наконец спросил он.

Он указал на окно, не смотря на меня.

Его голос потряс меня и заставил молчать. Он звучал именно так, как я его помнила. Может быть, одного лишь этого оказалось достаточно. Может быть, дело в том его низком тоне, который, казалось, исходил в равной степени из груди и из горла, а немецкий акцент ожесточал слоги.