Мост

Вечером девчонки звонили начиная с семи часов: ты обещала, ну блин, без тебя совсем не то, текила стынет, мальчики выдыхаются, басист щас уже упадет, где ты, Эля, мля. В полдевятого она поняла, что ну правда так нельзя, собиралась задержаться максимум на час, ну навалюсь со всей дури завтра, Мика, извини. И она была молодец и геройский герой: даже не прочитав еще грозную надпись над крючком с ключами, запустила заливать бэкап на терабайтник. Гордая, что вспомнила сама, дождалась, уже в праздничных сапогах на шпильках, когда все апдейты перельются, выключила все, чему надо было выключаться (на Лехиной машине висела грозная бумажка «Не трогать, рендер!»), – и выпорхнула с работы. Пока сдавала ключи на охрану, позвонила Татьяна, и, конечно, Эля забыла отнести терабайтник в подвальное хранилище. Так он и остался лежать в сумочке, притворился пудреницей, собака сутулая, она же рылась в сумке уже в кабаке, видела его, но совершенно не осознала, и вот.

Утром – она же умная девочка, наша Эля, она орала и плясала с одним стаканом в руке весь вечер, налегала не на бухло и мясо, а на морковные палочки и куриные крылышки, смачно облизывала пальцы, и никто же не сомневался, что она пьяна (ну она и была пьяна, разумеется, чисто на эндогенной дури, нам внешнюю зачем наливать?), и слилась умная Эличка в половине двенадцатого – да и кто бы стал что говорить, на улице среда, всем на службу, все всё понимают, пока-пока, – встала умная Эличка ничуть не позже обычного, помня о том, что пакет по изогонам загрязнений сам себя не доделает, а Мика просил край в пятницу утром, ему кому-то там показывать… Что там, накануне Эличка самоходом уехала домой на метро, чтобы утром со спокойной душой вернуться к машине, стоящей у кабака, и – хоп! – за пятнадцать минут добраться, обманув все пробки.

И вот за добрых сорок минут до начала рабочего дня, аккуратненько припарковавшись возле работы, Эля полезла за, мать ее, пудреницей, и тут-то ей и сунулся в руку этот терабайтник.

Зараза!

«Вот теперь-то меня Мика и уволит на хрен», – сказала умная Эличка голосом детсадовской ябеды. «А ни хрена не уволит, я сейчас пойду и положу его на место, – ответила Эля и мысленно показала язык. – Никого еще нету. Ничего я не выносила. А распишусь по-честному, без подлянок, что вот, восемь часов шестнадцать минут двадцать шестого февраля… Будет восемь двадцать, а Мике сама скажу, что тупнула… Тупнула же? Тупнула. Сама исправилась? Сама».

Ее обдало холодом от мысли, что могло бы быть, просохать она где-нибудь сумочку с этой сволочью на дне. Боже. «Ну всё, всё», – успокоила она себя, выключила машину, сгребла сумку и вышла, думая, что происшествие на сегодня засчитано и можно успокаиваться. Как же она ошибалась.

Она проскочила турникет, сунула карточку в карман сумки и, вместо того чтобы подняться к лифту, дунула вниз, к хранилищу.

Двери в хранилище были приоткрыты. Обе. Эля встала столбом. Отличненько придуманная программа «Вот сейчас я наберу код, войду в первую, позвоню, меня спросят, от какой фирмы, и посветят из камеры в рожу фонариком» дала страшный сбой, и Эля зависла. Вдруг в спину вломился кто-то, оттер ее плечом с дороги, проскочил внутрь.

– Алё, кто сегодня дежурит? Михалыч? Почему обе двери открыты, мы щас жалобу выкатим, у нас же… Мля… Ну вы тоже понимайте, мы же тоже коммерческую тайну блюдем! Вы там изымаете кого-то, а остальных что, заходи кто хочешь, бери что хочешь?.. Нет, я из «Аргентум», с пятого этажа, к нам какие-то претензии есть? Ну вот. Я могу взять архив? Ладно, после обеда подойду… Кого хоть? Ну блин, все равно ж все всё узнают, ну часом позже…

Из-за спины аргентумовского мужика Эля с ужасом увидела в бронированной стене хранилища вырванную с мясом ячейку именно того сейфа, в который ей вчера следовало положить терабайтник с бэкапом, а сегодня – взять оттуда бэкап месячной давности, чтобы вечером затереть его свежей версией. Голосов из хранилища раздавалось два, и ни один из них не был михалычевским. Эля развернулась и в один вздох оказалась на улице.

Юркнула в машину, вырулила – и давай бог ноги. Ну ладно. Ладно. Звонить Мике, звонить Мике.

Телефон не находился. Сзади зло бибикнули.

«Веди внимательнее, – прикрикнула умная Эличка, – ведешь – веди, выезжай вот, выезжай на Мичуринку. Оттуда на МКАД. Там покатайся, а уже потом подумай. Не звони пока никому. Не звони».

Эля вела по МКАДу и ни о чем не думала, как велела умная Эличка, ни о чем. Вата-вата. Ведем-ведем. Смотрим везде. Ведем аккуратно, ровно, в потоке.

«Мике звонить нельзя», – долетело тихонькое из-под притихшей паники. Нельзя звонить. Наверняка прослушивают же.

«Бэкапа хватились. Сто пудов. Кто вчера должен был сдавать его по расписанию? Славка. Славка раньше десяти не придет. Предположим, его уже вызванивают, он скажет, что я оставалась. Или не скажет? Нет, давай исходить из того, что скажет. Стоп. Я проходила через турникет в восемь двадцать… и сразу вышла. Меня уже ищут».

Эля подавила острое желание выкинуть телефон в окно.