Мост

— Эхе… — промычал сиплый голос. Человек перевернулся на другой бок, потом через некоторое время, снова промычал: — Ложись, койка свободна!

У Джумы сразу отлегло от сердца. Он снял пиджак и повесил на спинку стула, собрался лечь. И вдруг сосед снова заговорил:

— Ну-ка, зажги спичку!

Джума быстро исполнил приказ. Когда комната осветилась, он почувствовал, как на него навалился огромный детина. Весь его вид говорил, что он вот-вот выбросит Джуму вон, чтобы не врывался в чужую комнату. Но оказалось, тому нужно совсем другое. Он схватил со стула свои брюки и начал проверять карманы. Проверив, успокоился, сложил брюки и, сунув их под подушку, улегся снова. Джума подогнул край матраца, сделал из него подушку и лег прямо в одежде. Он тут же и заснул бы, если б не сосед:

— Сигарет не найдется? — спросил он.

— Я не курю, — словно извиняясь, ответил Джума.

— А… Ну, что ж, придется потерпеть до завтра…

В его голосе, как показалось Джуме, опять прозвучало подозрение.

— А ты кто такой? Как попал в эти места? И отчего так поздно?

Похоже, опять началось, подумал Джума и, преодолевая сонливость, ответил:

— Меня зовут Джума. Профессия… пока студент.

— Кто, кто? — переспросил сиплый голос, и сосед сел на кровати по-турецки. Он, видно, окончательно проснулся. — Студент, говоришь? — И вдруг засмеялся. Потом сокрушенно вздохнул: — Эх, сейчас бы сигарету! Скажи лучше, тебе хочется быть студентом. Знаешь, как говорят — «Голодной курице просо снится». Мы в свое время тоже всем говорили, что мы студенты, учимся. Потом только поняли, не людей обманываем, а себя. Небось тоже провалился на первом же экзамене?

Еще одна гадалка нашлась, ну что за напасть! Этому тоже студенческий билет показывать? Тогда он еще целую кучу вопросов задаст!

— Да ты не стесняйся, говори громче. Когда они заснут, хоть из пушки пали, все равно не проснутся, — сказал парень с сиплым голосом и подергал кровать:

— Рустам, Рустам, проснись, гость приехал. Эй, поэт, проснись, поздоровайся: еще один студент заявился. Надо его чаем угостить.

Слово «студент» он выговорил с иронией.

Поэт, лежавший слева, застонал и проснулся:

— Какой чай, у нас и горстки заварки нет.

Встав с постели, он в темноте подошел к Джуме и поздоровался. Парень по имени Рустам тоже подошел и сжал руку Джумы своей грубой пятерней.

— В таких случаях нам на помощь приходила Халима, но она уехала, — проговорил Рустам с азербайджанским акцентом.

— Халимы нет — дочка есть, у нее попросите, — слова сиплого прозвучали как приказ.

Парни не тронулись с места.

— Знаешь, дорогой товарищ, спи спокойно. Да и вообще у этой дочки ночью не то что чая, снега зимой не выпросишь, — прозвенел голосок щупленького парня.

— Эх, вот я бы сейчас пошел и выпросил, но здесь есть и помоложе меня, — пожурил его сиплый. — С девушками поласковее надо, помягче…

— Да хоть соловьем заливайся. Всю свою зарплату отдам, если Зохра даст тебе хоть горстку чая.

Рустам не присоединился к спору. Джума хоть и не видел в темноте лиц, но различал голоса. Сиплого звали Берды, тонкоголосого — Базар.

— Давайте потерпим до завтра без чая, — сказал Джума и прилег.

Это понравилось и Рустаму.

— Конечно, зачем беспокоить Зохру в такой поздний час? — И потом, как только вернется ее мать, они переедут.

Стало тихо. Джуму неприятно поразили слова об отъезде Халимы-апы. Сразу вспомнилось — «Может статься, завтра и не увидимся» — и сердце у него защемило. Куда они уезжают? Почему? Он не переставал думать об этом, но расспрашивать постеснялся.

— Ей-богу, прораб дурно поступил, — заговорил вдруг писклявым голосом Базар, будто прочитав мысли Джумы. — Ну и пусть она привезла дочь, что тут такого? Как может мать спокойно работать здесь, когда в городе взрослая дочь одна?

— Поэт, с тобой все понятно, — просипел Берды. — Тебя не отъезд Халимы-апы волнует — ты огорчен, что уезжает Зохра.

— Да ладно тебе, — огрызнулся Базар. — Ты лучше скажи, вот завтра уедет Халима-апа — кто на автокране будет работать?

— А нам то что, пусть прораб об этом думает.

— Работник на автокран найдется, об этом ты не беспокойся, — заговорил тихий Рустам. — Я думаю, главное — человеком надо быть. Мне, откровенно говоря, жаль Халиму-апа. Она и работать должна, и дочь растить, и посылки мужу в тюрьму посылать.

— Да, бедная женщина… Сколько всего натерпелась, — отозвался Базар. — И прораб наш тоже хорош, заупрямился. А у них в городе и квартиры-то, кажется, нет.

— Что же прикажешь ей делать — он ведь говорит: или отправляй дочь в город, или увольняйся! Приходится уезжать.

— Говорят, она в город поехала не посылку мужу отправлять, а квартиру подыскивать.

— Все может быть, дружище Берды, — сказал Рустам, — не знаю, конечно, как ты, а я так думаю: прекрасная у нее дочь. Да и поэт наш не прочь стать Тахиром для Зохры, верно, Базар?

— Ты что, не слышал поговорку: «Посмотри на мать, возьми дочь»?.. Так вот, мать мне не нравится, — усмехнулся Берды.