Теперь о трансепте. Это нейтральная территория. Куда бы вы ни пришли, эта часть — ничья. Она ни Его, и не наша: ничья, выпадающая в трансовый ноль. Метафизическое место встречи Его и нас. А вот посередине — самая главная точка. Она называется «пуповина трансепта», и если вы зайдете в любой западный собор, то увидите, что именно над этой точкой возводилась игла готического «купола». Почему? Раньше в этой части собора, в боковых «карманах», размещали исповедальни — сейчас их почти нет. Это были места встречи Бога и человека. Человек должен был очиститься от грехов, и вся грязь выходила через эту точку пуповины. В этом месте происходит связка души и тела. Здесь находится портал. Помните, как Мандельштам писал?
Вот именно здесь и находится эта стрела. Место, где душа. Это в алтарной части витает дух, а корабль — тело. Но середина отдана душе. Между ними огромная связь. Тело и душа связаны, а дух — нет. Василий Великий, главный теолог, говорил: «По молоду душа голосит телом, а по стару — наоборот». Вот душа и тело есть история житейская и история душевная. А дух… Лучше всего об этом написал Булгаков, который прекраснейшим образом всё это знал, понимал и даже участвовал: «Перерезать может только тот, кто подвесил». Эта мысль очень четко прозвучала в диалоге Иешуа и Понтия Пилата:
«Помолчали, потом Пилат задал вопрос по-гречески:
— Итак, ты врач?
— Нет, нет, — живо ответил арестант, — поверь мне, я не врач.
— Ну, хорошо. Если хочешь это держать в тайне, держи. К делу это прямого отношения не имеет. Так ты утверждаешь, что не призывал разрушить… или поджечь, или каким-либо иным способом уничтожить храм?
— Я, игемон, никого не призывал к подобным действиям, повторяю. Разве я похож на слабоумного?
— О да, ты не похож на слабоумного, — тихо ответил прокуратор и улыбнулся какой-то страшной улыбкой, — так поклянись, что этого не было.
— Чем хочешь ты, чтобы я поклялся? — спросил, очень оживившись, развязанный.
— Ну, хотя бы жизнью твоею, — ответил прокуратор, — ею клясться самое время, так как она висит на волоске, знай это!
— Не думаешь ли ты, что ты ее подвесил, игемон? — спросил арестант. — Если это так, ты очень ошибаешься.
Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы:
— Я могу перерезать этот волосок.
— И в этом ты ошибаешься, — светло улыбаясь и заслоняясь рукой от солнца, возразил арестант, — согласись, что перерезать волосок уж наверно может лишь тот, кто подвесил?»
Что на это еще скажешь? «А в терем тот высокий нет ходу никому».