Мост через канал Грибоедова

P.P.S. Птицы, особенно некоторые, не многим отличаются от динозавров, тоже некоторых. Общими могут быть голос, походка, даже вкус мяса, как установили ученые. Клюв, прямой или крючковатый, впервые мы встретим у динозавров, и красивые яркие перья, хоть и непригодные для полета, и птичьи лапы с когтями.

P.P.P.S.

У этих летающих ящеров на затылке большой гребень, в этом особенность их силуэта.

105

Главное – чтоб была стена, а на стене – картина.

Носиков решил устроить вернисаж. Он выбрал место на набережной канала Грибоедова – у того спуска к воде, где однажды встретился со своими восемью нитголлохами, еще не зная, кто они такие. Теперь никто из них не мог даже во сне попасться ему на дороге. Носиков рад был этому, но было чем-то и грустно.

Приходили другие люди – повернутые в правую сторону цуремухи, и в левую – донироты. Они наливали из бутылок, предусмотрительно расставленных Носиковым на маленьком столике, закусывали бутербродами. Смотрели на рисунки, которые Носиков прикрепил к гранитной стене. Каждый рисунок был аккуратно оправлен в раму. Здесь, на стене, они были уже не маленькие, а в размер полного листа, в красках с полутонами и мелкими деталями пейзажа на заднем плане.

«Клёво, старик», – говорили цуремухи. «Твое здоровье, – говорили донироты. – Творческих дальнейших успехов». И чокались пластиковыми стаканчиками без звона.

Но один был, который не говорил и не чокался, а посмотрел на рисунки и молча ушел. Это был пачедлох (художник) в зеленой фетровой шляпе. Носиков пошел следом.

106

Пачедлоха, художника в зеленой шляпе, Носиков видел два раза.

Первый раз он залез к Носикову в окно, спасаясь от какой-то погони. И тут же исчез обратно.

Носиков успел только позавидовать его умению исчезать, а спросить ничего не успел.

Второй раз он появился на вернисаже, который устроил Носиков, и был там в своей шляпе как таинственный незнакомец среди прочих цуремухов и дониротов.

Носиков хотел спросить, рисует ли пачедлох динозавров, хотя на самом деле собирался спросить что-то другое. Но художник молча ушел, оставалось только пойти за ним следом.

Они шли по набережной, которая как-то очень быстро кончилась. Теперь Носиков шел по коридорам длинного дома, и уже не следом, потому что художник исчез, и его не было видно, а шел сам по себе, но в какой-то степени все-таки следом, потому что в дальней комнате увидел того, за которым следовал.

Художник сидел там в углу за столом так, словно сидел давно. На столе были стаканы, бутылки, остатки еды, грязная посуда. Посуда была и под столом тоже.

«Может, так и надо, – подумал Носиков, глядя, – это ведь художник. Даже не просто художник, а пачедлох, проходящий сквозь».

По стенам здесь висели картины – большей частью виды городов и пейзажи, а некоторые стояли на полу, прислоненные. Это, разумеется, были картины-окна, и других окон в комнате не было.

– Скажите, – осторожно спросил Носиков, указывая на обрамленный холст с видом города, почти что знакомым, – эта картина, она ведь некоторым образом окно?

– Эта и любая другая, – сказал пачедлох. – Любая из этих, которые здесь висят.

– И вы, значит, можете?

– Мог, – вздохнул пачедлох, – в любую из этих, которые здесь.

– А теперь?

Пачедлох промолчал. «У него, наверное, имя есть, – подумал Носиков, – но не хочется знать лишнего. Достаточно знать, что он пачедлох, художник, повернутый в летнюю сторону».

– Спрашивай, самое время спросить, – прошептал Жуков, вдруг оказавшийся рядом.

– Собственно, я девушку ищу, которая Даша, – сказал Носиков. Девушка томилась в заключении, похищенная неведомой силой и погруженная в толщу воды. На дно озера, как в тюремную камеру. Так думал Носиков. В другое время он думал иначе, но его взгляд изменился, со взглядами это бывает.

– Она человек-ключ, проводник между тем, что здесь, и тем, что там… Вы ее знаете? – спросил Носиков.

– Есть человек-дверь, есть человек-ключ, а есть цуремух – дырка в стене, – пробормотал пачедлох, покачивая то ли головой, то ли стаканом в руке. – И ты тоже вроде бы кто-то такой, или нет?

«Некоторые считают, что человек-дверь – это я», – скромно подумал Носиков.

– А какое окно ближе? К девушке, я имею в виду, – спросил он.

– Ты уж определись со своими мозгами, – засмеялся пачедлох, – то дверь у тебя, то окно – не понять, а дверь в окно не влезает.

– Про дверь я не говорил.

– Не говорил, так думал – ключ, дверь, разве нет?

Носиков не стал спорить.

– Можно начать с любого, можно с этого. – Пачедлох показал на рядом висевшую картину, на которой Носиков увидел широкую реку, желтый песчаный берег, и в песке предметы – остов старой корзины, коряга, сломанный ящик. И никого. Бурлаки, если они были, успели пройти.

– Только вот закрылось окошко, – сказал пачедлох.

– У меня есть средство, – сказал Носиков, – особая смесь.

Он смешал в стакане из двух бутылок, которые чудесным образом оказались под рукой.

– Давай, – сказал оказавшийся рядом Жуков, поднимая пластиковый белый стаканчик, – выпьем за сотворенный мир, которого мгновение назад еще не было.